— И хорошо, и плохо.
Она разгладила конверт. Пристально глядя на нее, я с испугом отметил, что она нервничает. Непривычное зрелище.
— Ты знаешь, я рада помочь тебе, Мартин. Но не в чем угодно. И не любой ценой. У меня дети. Я не могу рисковать их безопасностью ради тебя.
— Так об этом я никогда и не просил. — Голос дрогнул, и продолжил я уже совсем тихо: — Черт, да что случилось-то?
Мадлен коротко тряхнула головой:
— Ничего. Просто у меня возникло ощущение, что с этой историей что-то не так.
Принесли напитки. Мадлен большими глотками пила пиво. Мой джин с тоником оказался противным на вкус.
— Обычно я без проблем получаю информацию от полиции, — сказала Мадлен. — На сей раз было иначе. Казалось, предварительное следствие сплошь утыкано большущими красными флажками. Мне пришлось пускаться в дурацкие объяснения, которых во всех других случаях не требовалось.
— Но ты добыла информацию?
— Только половину, как и сказала по телефону. У меня есть имя свидетеля, который видел, как задавили Дженни Вудс. Но нет фотографии Мио.
Мимо нашего столика прошла какая-то женщина. И я вдруг вообразил, будто она мимоходом замедлила шаг. Мы с Мадлен молчали, пока она не исчезла.
— Ну разве не странно, черт побери? — сказал я. — Что нет ни одной фотографии этого ребенка?
— Я не говорю, что фотографий нет, — возразила Мадлен. — Я говорю, что тот, с кем я имела дело, не смог их найти.
— Ты что же, думаешь, кто-то их спрятал? Кто-то в полиции?
Она пожала плечами:
— Я не знаю, что думать. Знаю только, что ты совершенно прав: невероятно, чтобы полиция не имела фотографий мальчика. Это едва ли не первое, о чем они просят в случае пропажи.
Я думал о том, что́ успел узнать. Что Мио похож на меня. Это говорило мне все и ничего.
— А кто свидетель? — спросил я.
Не знаю, почему я считал это важным.
— Женщина по имени Диана Симонссон. Помнишь ее?
— Нет, а должен?
Мадлен подвинула ко мне коричневый конверт:
— Открой.
Я послушно открыл конверт, достал пачку бумаг. Сверху лежала черно-белая фотография молодой блондинки.
— Ну? Узнаёшь?
Я покачал головой. Совершенно незнакомая женщина.
Глянул на бумаги. По всей видимости, судебный приговор. В недоумении я прочитал первую страницу. Речь шла об изнасиловании. При чем оно тут? Изнасилование — жуткая мерзость, хуже некуда. И я редко берусь защищать такого рода подозреваемых. Поскольку чертовски трудно оправдать то, что они совершили. И поскольку у меня никогда нет уверенности, что они этого не совершали. Но бывали исключения. Одно из них лежало передо мной.
