«А Ниневия была у Бога великим городом, на три дня пешего хода. И, проходя по городу, сколько за день можно пройти, Иона возвещал и говорил:
— Еще сорок дней — и Ниневия будет разрушена»[41].
Указанные размеры города не следует брать под сомнение. Если учесть сады, усталость унылого путника, различные помехи, встречавшиеся на пути, то вялому, слабовольному пророку действительно мог понадобиться целый день, чтобы добраться от окраины до центра. Автор стремится ощутимо показать это неторопливое продвижение Ионы. Но тут снова происходит нечто неожиданное, подобное эпизоду с рыбой. Жители проявляют готовность к раскаянию. И не только они, но и сам царь, который
«встал с престола, снял с себя свое одеяние, надел на себя рубище и сел на золу»[42].
В действительности не было никакого раскаявшегося ассирийского царя. Этого не мог не знать автор. Но так как он не хотел, чтобы его считали склонным к фантазии, то добавил к своему повествованию еще более несуразные вещи.
«Пусть ни люди, ни скот, ни крупный, ни мелкий, не принимают пищи, — восклицает раскаявшийся царь, — не ходят на пастбище и не пьют воды. И рубищем пусть будут покрыты люди и скот, и пусть изо всех сил взывают к Богу, и пусть отвернется каждый от своего дурного пути и от зла, которое творит своими руками»[43].
Мы не должны подозревать поэта, даже древнего, в том, что он вещи, которые нам представляются нелепыми и забавными, воспринимает как-то иначе. Животные в рубищах, постящиеся и сознающие свою вину, взяты не из сказки. Это просто плод привычного настроя рассказчика.
«И Бог увидал по делам их, что они отвернулись от своего злого пути, и ему стало жаль учинять им бедствие, о котором он говорил, и он не учинил им его»[44].
Поэт знает, что раскаяние закоренелого грешника так же трудно себе представить, как животное, сидящее в рубище на золе. Но все это ему понадобилось, чтобы показать, как отнесется к происходящему человек с характером Ионы. Он сознает, что вся история в высшей степени неправдоподобна. Ну и что! Вы ведь не попадаетесь на этот крючок? А что нужно было Ягве в Ниневии? Как же так? Разве не общеизвестно, что он вездесущ, добр и милосерден ко всем народам! Иеремия, не совсем удачно сравнивая Ягве с гончаром, говорит о нем так:
«Вот, что глина в руке горшечника, то вы — в моей руке, дом Израилев. Иногда я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его; но если народ этот, на который я это изрек, отвратится от своих злых дел, я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему».
