— Прочувственнее, Эмпориум[8].
— Я Эйфория, миссис Берил.
— Что не должно мешать чтению с чувством. Постарайся сделать невесту ослепительной, дитя мое. Представь, что ты сама выходишь замуж с ананасом на голове.
Эйфория просит пояснить, о какой невесте речь и явилась ли она уже.
— Невеста — это я, — отвечает Принцесса. — Поэтому — да, уже явилась. Причем неоднократно.
— Вы были, должно быть, красивой невестой, — говорит Эйфория.
— Меня называли невероятной. Не мне это подтверждать или опровергать. Но могу тебе сказать, что второй мой жених лишился чувств, увидев, как я шествую к нему в подвенечном платье и диадеме. Его откачивали полчаса. Мне пришлось произносить за него клятву вечной верности. Вот только не скажу, который это был — второй или третий.
— Как насчет первого, мэм?
— Он был убит, но не мной, а итальянцами, если меня не подводит память. Для него было бы лучше, если бы я их опередила. Но никогда ведь не знаешь таких вещей заранее. К четвертому и пятому замужествам я уже не видела смысла стараться. Все равно их было не спасти от обморока.
Она заговорщически косится на Эйфорию. Женщина всегда поймет женщину. Она хочет, чтобы девушка смекнула: обмороки были вызваны не зрелищем невесты в подвенечном наряде, а предвкушением того, какой она предстанет, оставшись без него.
В ответном взгляде Эйфории сообщничества нет. Молдавская потаскуха поняла бы меня лучше, думает Принцесса.
— Сколько раз вы побывали невестой, миссис Берил? — интересуется Эйфория.
Принцессе не хочется признаваться, что она забыла. Она приподнимает сначала левую руку, потом правую.
— Больше, чем пальцев на руках.
Еще ей нравится просить Эйфорию читать почти полностью стершиеся надписи на надгробиях; потом, когда таращащая глаза Эйфория ничего не находит, она подсказывает ей, что там было.
— Здесь покоится тело Абигейл Миллз, — сочиняет она, — женщины, все отдавшей мужчине, который не заслуживал ничего, а теперь наслаждающейся вечной жизнью, покуда его плоть истлевает, пожираемая червями, в отличие от его совести, которую никогда не мучили.
— Как мне нравятся ваши описания, миссис Берил! — говорит Эйфория. — Но как вам удается увидеть эти слова, не надев очков?
— Они сами ко мне приходят, — отвечает Принцесса. — Я чувствую их кончиками пальцев. На-ка, пощупай вместе со мной!
Она берет указательный палец Эйфории и водит им по самому гладкому из нерухнувших надгробий.
— В память об Элизабет Старридж — чувствуешь? — жене, матери, благотворительнице и директоре школы, спустя годы верной, но неблагодарной службы на благо ее общины спутавшейся с дьяволом и низвергшейся в ад с улыбкой на лице.
