Иванченко и в самом деле почесывает скулу. Конечно, непорядок, безобразие, но кто виноват, если разобраться? Вон Ильясов из «Дружного труда» забрал установку, а до сих пор не рассчитывается. Как будешь такому монтировать? За милые глаза? Другие председатели и совсем отмахиваются: не до новых агрегатов им, были бы корма в достатке. И, если уж говорить откровенно, Иванченко согласен с ними. Туго в хозяйствах с кормами, а без них ставь хоть знаменитую «елочку», всё равно проку не будет. Но с другой стороны долг механизатора и финансовые расчеты обязывают его пробивать установкам дорогу. Без прихожинских подсказок, без накачек. Вот и крутись тут!..
— Ставить, Яков Сергеич, всё равно будем, никуда от этого не денешься, — угадывая мысли управляющего, говорит Лесоханов. — А вот насчет Ведерникова ты, не в обиду скажу, сплоховал.
Ведерников — бывший инженер по механизации ферм. Месяца три назад запросился он в соседний район — семья у него там, и Яков Сергеич, добрая душа, отпустил. Понадеялся, что нового вскорости пришлют, ан, нет. С уходом Ведерникова распалась и монтажная бригада. Теперь всё придется начинать заново.
Обтирая платком лицо, Иванченко медленно обходит площадку под навесом. «Верх» и «Низ» мельтешат в глазах. Вот показался знакомый ящик с ненужными «Сельхозтехнике» деталями, — давно бы надо вернуть их на базу, да всё недосуг. А вот и доильные агрегаты. Один ящик, третий, десятый… целый штабель.
Под навесом полутьма, но в дальнем его конце, куда и подобраться трудно, широкая полоса света протянулась по земле. Яков Сергеич хорошо знает: двери там никакой нет, навес вплотную примыкает к забору. Что бы это могло значить? Бочком продирается он к забору — здесь просторней — и останавливается, удивленно присвистнув.
— Михалыч! — кричит он. — Лесоханыч!
— Чего там?
— Иди-ка глянь…
Они стоят перед проломом в заборе. Полоса света падает из пролома на ближайшие ящики. Они сдвинуты со своих мест. Один вскрыт и опрокинут. Он наполовину пуст. Андрей Михалыч поднимает с земли доильный кран, два клиновых ремня.
— Сволочи, — говорит он.
За забором сбегает к Жимолохе пустырь, ершится колючим осотом. На спуске к реке дымит одноглазая банька.
Две доски в заборе отодраны начисто, третья свернута на сторону. Видно, целились на ящики, — не успели.
— Свежий след, — говорит Иванченко. — Не иначе, как этой ночью.
— Скорее всего… Ты особенно не топчи, Яков Сергеич. Милицию вызовем.
Иванченко прячет взмокший платок.
