— Ты мне рассказывала.
— Но ты об этом забыл… В ту пору я много читала, много занималась. Потом жизнь прихлопнула меня, словно лоханью сверху накрыла. А в последние годы, когда вижу, как они глумятся над людьми, когда вижу, что буквально по горящим углям ходите вы, подрастающие… Я же не слепая! И не так глупа, чтобы совсем уж ничего не соображать. Скоро все переменится. Не может вечно продолжаться такая жизнь, когда дрожишь за своих детей, без конца сдерживаешь их, спасая от виселицы…
К ним приходит Елена, закутанная в банный халат хозяйки, купленный, когда та еще ходила в невестах; волосы, закрученные кренделем на темени, мокро поблескивают, и это придает ей полудетский вид, который так поразил Николая еще на Сарыбаире. От всего ее существа веет блаженством и покоем, и непосвященному человеку невозможно было бы представить, что этот хрупкий, нежный цветок побывал в преисподней.
Слышится стук, и кто-то за дверью рычит:
— Откройте!
Все трое оцепенели, мать кидается к выключателю и гасит свет в гостиной, а Николай выхватывает пистолет — чутье подсказывает ему, что сейчас самое время пустить в ход оружие (скорее он погибнет, чем отдаст ее в руки полиции!).
— Кто там?
— Свои.
Николай плотно прижимается к стене на случай, если откроют огонь, и снова спрашивает:
— Кто именно?
— Ну, довольно! — отвечают ему уже с досадой. — Это я, Кузман…
Нервное и физическое напряжение вмиг спадает, и у Николая подкашиваются ноги.
— Входи.
Гостиная вновь залита светом. Елена и Кузман обнимаются — крепко, без слов. Мать Николая держится с достоинством — она чинно кланяется и уходит к себе. Николай лишь теперь замечает, что Кузман не один, с ним пришел Виктор — из группы Лозева. Виктор — сутуловатый, костлявый от постоянного недоедания — весь сияет, глаза его так и горят огнем; он из тех людей, которые, прочитав массу самых разных книг, тем не менее склонны к возвышенной романтике.
— Проверка исполнения? — подшучивает Николай и добавляет словами матери: — Не бойтесь, в надежное место попала!
Кузман не обращает внимания на подначку, он широким жестом приглашает всех к столу, что стоит посреди комнаты, покрытый плюшевой скатертью в клетку — как бывает только по праздникам и торжественным случаям.
— Садитесь. Надо обсудить обстановку!
Елена смеется, наклоняется — она много выше коренастого угловатого Кузмана — и целует его.
— Как всегда, с места в карьер — ты нисколечко не изменился!
— Медлить нельзя, — оправдывается Кузман, и Николаю кажется, что он смущен. — События катятся неудержимо, запросто можно оказаться в хвосте!
