Аптекарша застает мужа в кровати, глаза его остекленели, он весь застыл, как мертвец. С того дня мрачный призрак посещает его регулярно, и всегда после загадочных телефонных звонков. Манчев привыкает к нему, смиряется с ним, хотя в глубине сознания продолжает что-то сопоставлять, взвешивать, сравнивать — что же собой представляет этот призрак, явившийся из недр воспоминаний? Видел ли он похожего человека, встречался ли с ним или это плод его больной фантазии?
— А если опять он? — прерывает его размышления жена. — В такое время он еще ни разу не звонил…
Она вдруг спохватывается и, отбросив назад волосы, торопливо накидывает на плечи старенький, некогда роскошный пеньюар из сирийского шелка.
— Может, это Елена…
— А что, может, и Елена, ведь в Плевене освободили заключенных, — бормочет аптекарь.
Его гнетет мысль: догадывается ли жена о его видениях?..
Она не слушает его, зажигает лампочку над лестницей и сходит вниз, ступени пружинят под тяжестью шагов. Аптекарь замер в ожидании, дверь чуть приоткрыта, и он не может видеть жену в черной яме аптечного помещения. И неожиданно слышит, что она плачет — приглушенно, как-то по-детски трогательно.
— Елена!.. Елена!.. Елена!.. — повторяет она, и ее слова будто кувыркаются во мраке.
Он опускается на подушку, он радуется, что дочь жива, но не так бурно, как жена, и все тело его охватывает страшная слабость.
Скоро аптекарша возвращается в спальню и присаживается на кровать. Глубокая складка — печать старения — залегла вокруг ее рта, хотя в распахнувшемся пеньюаре соблазнительно белеют по-молодому упругие груди.
— Она уже в городе? — спрашивает аптекарь.
Жена кивает и смотрит на него с таким умилением и добротой, каких он давно не помнит. Она вне себя от радости.
— Раз такое дело, мы должны… — Он силится говорить деловым тоном. — Мы должны приготовиться как-то и встретить ее…
— Елена домой не придет.
— Как так не придет, почему?
— Друзья приютят ее, она должна скрываться. Что ни говори, их освободила толпа, а сколько еще будет лютовать полиция, одному богу известно!
— Но если… — Аптекарь замолкает — ему понятна вся шаткость положения дочери, да и их собственного: Болгария в разладе с союзниками, за Дунаем вражеские войска, а у власти по-прежнему преданные Германии заправилы, фашисты.
— Ну а как она, здорова? — спрашивает Манчев.
Его слова робки, осторожны, жена ласково глядит на него и улыбается — улыбка добрая, как в молодые годы, — потом до боли сжимает его руку.
