Секретарь поёжился и махнул рукой ближайшему фурману, задремавшему на кожаной оплётке рулевого колеса. Я мысленно усмехнулся и подумал, что если бы не Берни, то с удовольствием прошёлся бы до особняка пешком.
Так же в полном молчании мы сели внутрь душной кабины. Секретарь понял меня без слов и сразу же заработал шарнирной ручкой, чтобы опустить запотевшие стёкла и впустить влажную прохладу позднего вечера. И лишь после того, как автомёбиус тронулся, Берни повернулся и очень тихо спросил:
— Кай, насчёт помятой одежды, это же блеф, да? Нельзя определить по степени помятости, как долго одежда находится на человеке.
— Ага, — неохотно подтвердил, облегчённо откинувшись на спинку сидения. Мне больше не требовалось поддерживать иллюзию на лице, и я наслаждался тонкими ручейками магии, которые струились по венам. По ощущениям это было очень похоже на то, когда ты изо всех сил напрягаешь мышцы, чтобы поднять груз, а спустя невыносимо длинный промежуток времени неподъёмный груз внезапно становится лёгким, словно пёрышко. — Гляди-ка, а ты всё-таки чему-то смог у меня научиться за годы безделья.
Берни несколько секунд хранил молчание, переваривая мой комплимент-оскорбление, но потом всё-таки не выдержал и добавил:
— А что касается того угрюмого типа по прозвищу Плешь… Мне показалось, что он действительно врал. И ещё кидал странные взгляды в твою сторону.
— Если что-то кажется, значит, надо провериться на магическое внушение. Я всё-таки тебя перехвалил. Тебе ещё учиться и учиться. Зачем ты вообще бросил университет?
Это было подло. Я прекрасно знал, насколько Берни переживает из-за своего неоконченного образования. Всегда, когда речь заходила об учёбе, он плотно сжимал челюсти, а по скулам начинали ходить желваки. Вот и сейчас, когда я напомнил помощнику, от чего он отказался ради того, чтобы работать на меня, его мысли тут же свернули в другое русло. Ну и хорошо, сейчас это главное.
Мы мерно двигались по брусчатой дороге, тихо жужжали топливные кристаллы, а багрово-красные отблески фонарей деловито заглядывали внутрь кабины через открытые окна. Уже давно стемнело, однако Лорнак продолжал жить своей жизнью. Где-то хлопнули ставни, кто-то крикнул что-то неразборчивое, навстречу проехался новенький бронзовый автомёбиус, принеся с собой смесь густого дыма и характерный запах жжёного сахара. Так пахнут исправно работающие кристаллы.
Берни сидел напротив, глубоко уйдя в себя. Он постоянно хмурил пшеничные брови, затем поджимал губы и вновь расслаблял высокий лоб.
