И все-таки, хотим мы этого или не хотим, от Нанта нам никуда не уйти: писать свою хронику - и то я начинаю в Вандее, в Фонтене-ле-Конт.
Сейчас война, не очень-то, впрочем, обычная. В союзе с англичанами мы дрались против немцев. Точнее, немцы нас побили. Теперь они здесь, а англичане продолжают воевать.
Эту историю я расскажу тебе как-нибудь в другой раз: она отчасти и история твоего рождения, твоих первых шагов.
Так или иначе, нам пришлось бросить наш дом в Ниёльсюр-Мер, неподалеку от Ла-Рошели: там нас слишком часто навещали английские бомбардировщики.
Мы обосновались в Фонтене-ле-Конт, в доме, который принадлежит не нам. Мебель, чашки, стаканы - и те не наши. Это все равно как влезть в чужие ботинки.
А ты этого не замечаешь.
Сегодня после завтрака мы с мамой водили тебя гулять. Шел дождь. На тебе был голубой непромокаемый плащ с капюшоном, который тебе явно велик. Но с резиной теперь трудно - война!
Я купил тебе книжку с картинками.
Ты узнал корову, собаку и прочих животных, а потом сказал мне:
- Не хочу!
Посмотрел на меня и добавил, имея в виду собственное поведение:
- Нехорошо!
Нехорошо говорить отцу: "Не хочу!.." Не беспокойся! Что-что, а уж почтение к старшим я тебе прививать не собираюсь. Я сам достаточно настрадался от того, что в меня пытались вселить это самое почтение ко всем и вся - даже к тому, что никакого почтения не заслуживает. А все потому, что родился я в доме Сесьона, на третьем этаже,- кухня да спальня, ни воды, ни газа, и мама моя была продавщицей в "Новинке", в отделе галантереи, отец же всю жизнь оставался мелким служащим в страховой конторе.
Только не произнеси этого слова "служащий" при твоей бабке. Говори "доверенный служащий". В конце концов, это то же самое, но ей так приятнее, а у нее в жизни было слишком мало радостей, чтобы лишать ее еще и этого удовольствия.
10 декабря 1940 года, Фонтене-ле-Конт
В воскресенье утром мой отец встал затемно. Зажег лампу, взял из стенного шкафа на лестнице два ведра и, стараясь не шуметь, пошел за водой на второй этаж, где был кран.
- Господи, Дезире... - вздохнула мама.
Для нее это была сущая мука. Видеть, как мужчина, человек умственного труда, не жалея воды, трет пол, выжимает тряпку, моет оставшуюся с вечера посуду, а потом, в мыльной пене по локоть, стирает мои пеленки, ей было невмоготу: это шло вразрез со всеми ее представлениями о приличиях.
Кухня и спальня - дел там хоть отбавляй, от человеческого тепла квартирка быстро согревается. Обычный будильник ухитряется оживлять все пространство своим тиканьем. При малейшем сквозняке пламя в камине начинает гудеть; время от времени что-то тихо потрескивает-такое услышишь только в подобных комнатенках. У нас, например, в пору моего детства, это потрескивание в самые неожиданные моменты издавал шкаф "под дуб".
