Они присели в мягкую сухую траву; на глазах у них из — за гор поднялись все четыре луны и повисли в ночном небе.
— «Если бы звезды вспыхивали в ночном небе лишь раз в тысячу лет, — негромко процитировал Рэйф, — какой горячей верой прониклись бы люди, в течение многих поколений сохраняя память о граде Божием!»[4]— Всего десять дней без звезд над головой, — кивнула Камилла, — и мне уже чего — то не хватает.
Умом Рэйф прекрасно понимал, что это чистой воды безумие — сидеть так в темноте, когда вокруг наверняка все кишит хищными зверями и птицами; а как вспомнится вчерашний крикун — банши, так сразу мороз по коже. В конце концов так он и сказал Камилле. Та вздрогнула, словно освободившись от чар.
— Ты прав, — отозвалась она. — Мне же надо очень рано вставать.
Но Рэйф не испытывал большого энтузиазма при мысли о том, что надо забиваться в тесную душную палатку.
— Давным — давно, — произнес он, — считалось, что опасно спать при лунном свете; от этого, мол, сходят с ума. Откуда, собственно, слово «лунатик» и происходит. Интересно, спать при свете четырех лун — это что, вчетверо опасней?
— Нет, — негромко рассмеялась Камилла, — но это… чистое безумие.
Мак — Аран замер, развернулся к девушке и мягко положил ладони ей на плечи; Камилла удержала готовую было сорваться с языка колкость и замерла, то ли в страхе, то ли в надежде, что он ее поцелует; но Мак — Аран опустил руки. И отвернулся.
— Да кому нужен этот здравый ум, — произнес он. — Значит, договорились — подъем на рассвете. — И широкими шагами отошел в сторону, предоставляя девушке первой устраиваться на ночлег.
Над планетой четырех лун стояла ясная ночь. На высокогорье охотились банши, парализуя душераздирающими криками свою теплокровную добычу, а потом слепо устремляясь к ней на инфракрасное излучение, но никогда не опускаясь ниже линии снегов; в ночь без снегопада все живое на каменных или травянистых склонах могло чувствовать себя в безопасности. Над равнинами парили гигантские хищные птицы; в самой глуши глухого леса выходили на охотничью тропу неведомые землянам звери, и, никем, не слышимые, рушились оземь древесные стволы. В лунном свете, под непривычно жарким и сухим дуновением ветра распускались цветы, наполняя ночь запахом пыльцы. Ночные цветы, испускающие густой пьянящий аромат…
В ясном безоблачном небе поднялось красное солнце; рассвет был ослепителен — словно яркий безупречный рубин вспыхнул посреди гранатового неба. Рэйф и Камилла, часа два уже возившиеся с телескопом, присели в траву насладиться видом, ощущая ту приятную усталость, какая бывает, когда можно на какое — то время прервать не слишком обременительный труд.
