— Да, здесь. Передаю трубку.
Доналд тоже Эшбридж. Услышав свою фамилию, Пи-Эм посмотрел на брата. Вопреки его опасениям, тот не шелохнулся, только впился глазами в глаза Пи-Эм и больше не отводил их в сторону.
— Алло!.. Это я.
На другом конце провода была Эмили, но он избегал называть ее по имени: зачем людям знать, что у него есть сестра в Калифорнии?
— Да… Плохо слышу… Неподалеку сильная гроза…
Повтори… Да, да…
Разумеется, это Эмили! Они уже много лет не звонили друг другу. Могла бы и поинтересоваться, как он живет.
В сущности, за минуту до этого она даже не знала, жив ли он.
Но она спросила только:
— Доналд у тебя?
— Да.
— Здоров?
— Да.
— Дальше не отправился?
— Нет.
— Почему?
— Мы отрезаны рекой.
— Не поняла.
— Река разлилась: начались дожди. До шоссе не добраться еще, может быть, несколько дней.
— Мне надо с ним поговорить.
— Что?
Он пытался выиграть время: ему необходимо собраться с мыслями. Игроки тактично продолжали партию, но женщины говорили медленно, с перерывами между фразами. Ясное дело — прислушиваются.
— У меня для него новости.
— Выкладывай.
— Он рядом, так ведь?
Пи-Эм не посмел солгать. Просто промолчал.
— Передай ему трубку.
— Может быть, лучше…
— Как он там?
— Хорошо.
— Поможешь ему?
— Разумеется.
В голосе Эмили не было никакой нежности. Он звучал слишком отчетливо и поэтому безлично.
— А справишься?
— Не сомневаюсь.
— Тут мало не сомневаться.
Будь он один, его бы наверняка прорвало. Она что, тоже собирается учинить ему допрос? Что они оба о нем думают? Почему не доверяют ему? Считают его способным черт знает на что?
— Я сделаю все возможное и невозможное, а справиться в моем положении не так уж трудно.
— Он должен перебраться. Понимаешь, должен.
— Прекрасно понимаю.
— Позови его.
Доналд, приросший к месту, по-прежнему смотрел брату в глаза и, казалось, угадывал, что говорит Эмили.
Пи-Эм был почти уверен, — хотя и не подтвердил бы этого под присягой, — что, как только сестра потребовала Доналда к аппарату, брат медленно двинулся вперед.
О том, чтобы устроить скандал у Нолендов, не может быть и речи. Ему нельзя позволить себе ни одного лишнего слова. Пи-Эм нехотя протянул трубку Доналду.
Когда тот перехватил ее, рука его дрогнула. Он наклонился, глухо бросил:
— Алло…
И больше ничего не сказал, только время от времени повторял «алло». Это было долго и однообразно. Женщины смолкли — невольно и словно невзначай. Черты Доналда выражали предельную сосредоточенность, рука, стиснувшая трубку, побелела от напряжения, но ни один мускул в лице не дрогнул, и брат — для приличия, разумеется, — не отрывал глаз от Пи-Эм.
