Но что же все-таки происходит на кухне? Мамин голос, обычно мягкий и спокойный, сегодня, точно школьный звонок, настойчиво и тревожно теребил мое сознание. И предвещал он, судя по всему, большие неприятности. Только вот кому? Что стряслось, пока я спала? Неужели Фуфа сгрызла вешалку в коридоре? Или папины ботинки? Или, что уж совсем никуда не годится, сжевала бабушкин индийский коврик? В том, что виновницей экстренного совещания на кухне была Фуфа, я уже не сомневалась. Ее писк за дверью не умолкал ни на минуту.
Перебирая в голове возможные Фуфины проступки, один замысловатее другого, я не заметила, как вновь задремала. Мне снился Руан, стук мечей и блеск алебард, белый конь и я на белом коне, арбалеты и стрелы… В конце концов, что мне за дело до какой-то там глупой собаки, у которой на уме одни пакости? Первый день каникул начинать с неприятностей, причем Фуфиных, совсем не хотелось. А потому, уютно свернувшись калачиком, я решила во что бы то ни стало реализовать свое законное право на безмятежный предутренний сон. Белый конь в ожидании меня нетерпеливо бил копытом. Итак, в Руан! Вперед!
Между тем за зыбкой границей моего виртуального бытия всерьез сгущались тучи, грозившие обернуться нешуточной бурей. Не разлепляя век, я прислушалась к происходящему за стеной. В коридоре царило какое-то странное оживление. Хлопали двери, раздавались взволнованные голоса, что-то с грохотом падало на пол, шуршали газеты, скрипели дверцы шкафа, в ванной не переставая гудел кран. Словом, день начинался. И начинался он на редкость беспокойно. Кто-то куда-то уходил, потом возвращался, щелкал ключ в замке, один ботинок стучал о другой, и скрипел резиновый половичок у входной двери. Взволнованный шепот родителей, доносившийся теперь из коридора, заставил меня насторожиться. «Ну что?» — спрашивала мама. «Нигде нет. Я два раза обошел вокруг дома, и к магазину сходил, и на футбольную площадку… Никто ничего не видел… Но ведь она никогда не убегала далеко. Она вообще не убегала… Как такое могло случиться?». И хотя папа старался говорить как можно тише, по голосу было слышно, что он очень расстроен. Я похолодела. Остатки сна слетели с меня в мгновенье ока.
О чем они говорят? И кого папа ходил искать вокруг дома? Страшная догадка молнией пронеслась у меня в голове, тут же отозвавшись острой болью под нижним ребром. Так бывает от быстрого бега. Или когда на контрольной по алгебре вдруг обнаруживаешь, что забыла дома шпаргалку. По спине пробежали мурашки. Я откинула одеяло и, начисто забыв про тапки, босиком выбежала в ярко освещенный коридор. «Что случилось? Где Люся?» — прошептала я дрожащими губами, проваливаясь в какую-то ватную пустоту. От двери до стенки и от стенки до другой двери не было и намека на рыжую лохматость. Я не верила своим глазам. Такого еще не бывало, чтобы Люся пропустила мой утренний выход. Я бросилась в большую комнату. Любимое Люсино место под столом было пусто. В углу сиротливо валялся многострадальный папин носок. Люси не было ни в кухне, ни в комнате у родителей, ни в кладовке. На всякий случай я заглянула даже под бабушкину тахту. Люси не было НИГДЕ. На гвоздике в прихожей висел поводок. Непонятно зачем, я взяла его в руки. Он был еще мокрый и пах собачьей шерстью. Слезы сами собой брызнули из моих глаз.
