Античная комедия | страница 104



О прекрасном должны мы всегда говорить.

Еврипид

Это ты, с Ликабет воздвигая
И с Парнеф громоздя словеса, говоришь о прекрасном
и доброму учишь?
Человеческим будет наш голос пускай!

Эсхил

Злополучный, сама неизбежность
Нам велит для возвышенных мыслей и дел находить
величавые речи.
Подобает героям и дивным богам говорить языком
превосходным.
Одеянием пышным и блеском плащей они также отличны
от смертных.
Но законы искусства, что я утвердил, изувечил ты.

Еврипид

Чем изувечил?

Эсхил

Ты царей и владык в лоскуты нарядил и в лохмотья,
чтоб жалкими людям
Показались они.

Еврипид

Ну и что ж? Нарядил. Объясни, что плохого я сделал?

Эсхил

Из богатых и знатных не хочет теперь ни один выходить
в триерархи.
Они рубища носят, как ты им велел, сиротами безродными
плачут.

Дионис

Да, Деметрой клянусь, а внизу, под тряпьем —
из отменнейшей шерсти рубашку.
И, разжалобив всхлипом и ложью народ, выплывают
в садках живорыбных.

Эсхил

Научил ты весь город без толку болтать, без умолку
судачить и спорить.
Ты пустынными сделал площадки палестр, в хвастунов
говорливых и вздорных
Превратил молодежи прекраснейший цвет. Ты гребцов
обучил прекословить
Полководцам и старшим. А в годы мои у гребцов только
слышны и были
Благодушные крики над сытным горшком и веселая песня:
«Эй, ухнем!»

Дионис

От натуги вдобавок воняли они прямо в рожу соседям
по трюму,
У товарищей крали похлебку тишком и плащи
у прохожих сдирали,
Нынче спорят и вздорят, грести не хотят и плывут
то сюда, то обратно.

Эсхил

Сколько зла и пороков пошло от него:
Это он показал и народ научил,
Как в священнейших храмах младенцев рожать,
Как сестрицам с родимыми братьями спать,
Как про жизнь говорить очень дерзко – нежизнь.
Вот от этих-то мерзостей город у нас
Стал столицей писцов, крючкотворов, лгунов,
Лицемерных мартышек, бесстыдных шутов,
Что морочат, калечат, дурачат народ.
Средь уродов и кляч не найдешь никого,
Кто бы с факелом гордо промчался.

Дионис

Никого! Видят боги! До колик на днях
Я смеялся на празднике Панафиней.
Вздумал в беге участвовать кто-то, кривой,
Белотелый и пухлый. Он страшно отстал,
Он пыхтел, и хрипел, и сопел. У ворот
Керамика народ колотить его стал
По загривку, по заду, под ребра, в бока.
Отбиваясь от палок, щелчков и пинков,
Навоняв, пропотев,
Он свой факел задул и умчался.

Первое полухорие

Строфа Спор сердитый, гнев великий, бой жестокий
закипел.
Кто рассудит злую тяжбу,
В десять ртов один грохочет,
А другой ударить сзади норовит, врага прижав.
Ждать нельзя, не время мешкать,
И сноровок, и уловок, и лазеек много есть.