— Я здесь остановился. Давай в знак того, что ты меня простила, выпьем ещё один фантастический коктейль. Я уверен, ты такого ещё не пробовала. Он называется «Сингапур-слинг».
— «Сингапур-слинг»?! Я пробовала его в первый раз в отеле «Раффлз» в Сингапуре! Мне сказали, что он там и был создан ещё сто лет назад.
— О! — разочарованно протянул Тристан. — Был ещё и второй раз?
— Да, там же, в Сингапуре. И представь себе, подавал мне его ангел, — с воодушевлением продолжала она.
Ника рассказала, что в необычном баре нового отеля в этом удивительном городе-государстве молоденькая барменша, у которой за спиной были приделаны прозрачные крылья стрекозы, взлетала на пятиметровую высоту, где под потолком на полках стояли бутылки с диковинными напитками.
Конечно, не крылья её держали наверху: там были тросики, как в цирке, но в темноте бара они не были видны, и посетители с восторгом смотрели на это как на удивительный фокус.
— Да я просто провинциал рядом с тобой! Даже не представляю, чем смогу впечатлить тебя, — театрально огорчился Тристан.
— Ты уже впечатлил. — Она произнесла это очень серьёзно, будто отменив этой короткой фразой шутливый тон разговора, которым они только что были увлечены. Её зелёные глаза смотрели прямо в душу.
Не произнося ни слова, словно боясь спугнуть это возникшее волнующее «нечто», Тристан взял её за руку и повёл за собой.
Когда они вошли в его номер, всё так же, не говоря ни слова, он снял с неё платье. Она стояла там, где остановилась, когда вошла, руки были опущены вдоль тела: обнажённая и доверчивая в своей незащищённости. Её грудь, небольшая, похожая на опрокинутую чайную пиалку, спряталась в его ладони. Он поднял девушку на руки и, не ощущая веса её тела, бережно уложил на кровать.
Физическая близость, любовное соитие, как вхождение в омут, затягивала, подступала к самому горлу. Тристану казалось, что сейчас из него исторгнется целый мир. В этой молодой женщине его возбуждало всё: прикрытые глаза, разметавшиеся волосы, глухие редкие постанывания. Она отталкивалась руками от изголовья кровати, чтобы отправить своё тело, всю себя ему навстречу. И вот он — долгий, вырвавшийся на волю вдох… и хрипловатый, прерывающийся голос… и полустон, полушёпот: «Я умираю…»
А позже, когда он и сам умирал от любви, а он сразу понял, что это любовь, он нежно гладил её шею, руки, ягодицы и поражался инопланетной бархатистости и нежности её кожи.
«Может, она такая у всех русских женщин?!» Тристан не к месту вспомнил своего деда, который с особым чувством гладил руку своей русской жены по всей длине, даже приподнимая рукав.
