Мама снова похлопала меня по груди:
– Ничего страшного. У нас будет еще много времени поговорить.
– Да. Потом поговорим, – сказал папа и отступил на пару шагов от кровати.
– Тебе что-нибудь принести? – спросила мама. – Есть хочешь?
– Не-а, – проговорил я и закрыл глаза. И уже проваливаясь в темноту, вдруг спохватился.
– Эй, – проговорил я, – подождите. Вы не сказали… Где Гейб? Как он себя чувствует?
Родители как-то резко втянули в себя воздух. Мама побледнела. Они переглянулись.
– Э… – открыла было рот мама, но тут же умолкла.
– Мне очень жаль, Майкл, – произнес папа, избегая моего взгляда. – Гейб не выжил. Он… он разбился насмерть.
Гейб.
Следующие два дня в больнице прошли очень странно. Я то проваливался в сон, то снова просыпался, не понимая, отчего мне так грустно, – и вдруг вспоминал о Гейбе. Гейб, мой верный друг… где же он?
А потом возвращалась память. Гейб умер, твердил я себе снова и снова, и все равно это казалось невозможным. Разве можно смириться со смертью лучшего друга?
Поначалу я лишь сгорал от тоски по Гейбу и от жалости к себе, но со временем горе переросло в гнев. Я хотел найти Ангела, хотел, чтобы он заплатил за содеянное.
Я хотел убить его.
Я понял, что пора признаться. Рассказать обо всем полиции. Принять все необходимые меры, чтобы Ангел не мог больше ни убить, ни искалечить никого из нас.
В день, когда меня выписали, мы с Пеппер встретились с полицейскими. Наши родители тоже присутствовали. Мы все собрались дома у Пеппер.
– Они придут с минуты на минуту, – сообщил отец Пеппер, засучивая рукава серой фуфайки. Он работает на дому – выполняет какие-то исследования для инженерного факультета в муниципальном колледже, и я никогда не видел его одетым во что-нибудь другое, кроме серого спортивного костюма. У него густая седая шевелюра, голубые глаза с прищуром, румяные щеки, а еще весьма своеобразное чувство юмора. Обычно невозмутимый и сыплющий остротами, сегодня он был тих и молчалив, а взгляд его тревожно блуждал из стороны в сторону.
Войдя в гостиную Дэвисов, я уселся между мамой и папой на черный кожаный диван. Отец Пеппер стоял у окна, выглядывая во двор через щель между занавесками.
Сама Пеппер сидела на краю тахты напротив нас, сцепив руки на коленях. Ее голову покрывала просторная голубая шапка. Пеппер не хотелось, чтобы кто-то видел порезы и кровоподтеки на ее голове, да и клочья некогда прекрасных рыжих волос, уцелевшие после нападения Ангела, смотрелись безобразно и жалко.
