– То же, что и про Дмитрия.
Мы прошли луга. Перед нами возвышается скала.
– Они оба…
Он наморщил лоб.
– Что? – тороплю его.
На этот раз ему не отвертеться.
– Обещай не смеяться.
– Обещаю.
Парень выгружает бревна у подножия горы.
– Работяга.
Я взрываюсь от смеха.
– Ты обещала!
– Знаю. Я ужасна. Прости.
Работяга-симпатяга. Гость обижен. Ему не смешно.
– Просто Работяга.
– А ты бы как назвала?
– Уголек или Тьма.
– То есть для тебя я темный?
– Нет трагичных историй в биографии?
– Не-а. Трагичных, говоришь?
Безудержный смех, от которого болит пресс, наконец, отпускает меня. Мы стоим в тени скалы. Не работаем и не двигаемся. Просто разговариваем. Хочу, чтобы этот момент продлился.
– Поляна?
– Нет.
– Прекрати отвергать мои имена.
– А ты прекрати штамповать их, – он хмурится и пристально смотрит мне в глаза. – Называешь первое, что приходит в голову?
– А что?
– Имена подобны лицам в наших снах. Может, ты знаешь только те, что встречала.
– Тебе придется описать эту теорию. Опубликуешь ее в каком-нибудь экспертном журнале, когда мы уберемся с острова.
«Тебя наймет какая-нибудь иннотехническая фирма».
Откуда я это взяла?
– Я? – спрашивает он, отвлекая меня.
– Что я?
– Уберусь с острова? – его голос звучит без горечи и обвинений. Слова мягкие, как капли начавшегося дождя. Он стоит лицом к хребту. – Можешь не отвечать.
И начинает восхождение, оставляя меня в угрюмом молчании.
Прекрасно. Просто великолепно. Как он может говорить что-то подобное и заставлять меня злиться из-за его намеков. Ведь он сам тоже неравнодушен к идее покинуть остров… Или?
Наблюдаю за ним за ужином и за мытьем посуды. Он не дает мне зацепок. Мы расходимся на ночь. Я ворочаюсь всю ночь. Его вопрос не дает покоя.
Уберусь с острова?
Места на плоту, возможно, хватит для нас двоих, если продолжу строительство. Настоящая проблема – еда. Мы не накопили ее достаточно для путешествия неопределенной продолжительности.
«Отплыву первой, – решаю я, – и избавлю парня от мучительной смерти в море, если потерплю неудачу».
А если все получится и я найду Кей, то уверена: она поможет спасти его. С чего я решила, что его нужно спасать? Что, если у него есть кто-то, кого он должен найти? Кто-то, кого он не помнит? И даже если не помнит… или действительно одинок, разве ему не хочется домой? Неужели его жизнь не важнее моей, только потому что его не ждут и не любят?
– Не спится?
Вихрь мыслей затихает. Киваю и говорю «да» на случай, если темно и не видно. Он подходит к дивану. Я сажусь и подгибаю ноги, освобождая место. Подушка сжимается под моим весом, и что-то внутри меня тоже сжимается, приспосабливаясь к его присутствию. Я думала, он продолжит сказанное у хребта, поэтому удивляюсь вопросу:
