Все вокруг внезапно замерли. Многочисленные пары глаз устремились на нее, никто не двигался, никто не моргал. Как будто Селина внезапно оказалась внутри картины голландского художника, где игра света и тени составляет сюжет, завораживая зрителя.
– Будь я проклят, – пробормотал молодой человек с лисьей ухмылкой, ангельские кудряшки упали ему на лоб. – Она тебя обыграла, Бастьян.
«Бастьян?»
Селина… знала это имя. Не так ли? Она вспомнила высохшую фруктовую кожицу в углу темной аллеи, вспомнила, как кто-то преследовал ее по сумрачной улице, вспомнила ощущение спокойствия от запаха кожи и бергамота.
С яростью во взоре, которая расплавила бы даже камень, прекрасный молодой человек повернул голову, мятая рубашка сползла с плеча, обнажая еще больше бронзовой кожи на его груди.
– Иди к дьяволу, Бун. И ее с собой забери.
За спиной у Селины, на лестнице, раздались чьи-то шаги. Она повернулась и чуть не столкнулась с Майклом, который в тот же самый момент схватил ее за руку. Выглядел он напуганным. Даже боковым зрением Селина заметила, что парень по имени Бастьян в то же время угрожающе опустил подбородок, и на скулах у него заиграли желваки.
Лицо Майкла побледнело от беспокойства.
– Что ты за… – Майкл умолк, не договорив, а его глаза округлились от изумления при виде Бастьяна. Как будто один лишь взгляд на мужчину привел его в полнейшее смятение. Однако в следующую секунду он пришел в себя и произнес: – Просим прощение за беспокойство. Пожалуйста, извините нас. – А потом он взял Селину под руку и повел вниз по лестнице.
Пока они спускались в светлый зал ресторана, наполненный шумом и весельем, Селина не могла с собой совладать и обернулась, чтобы взглянуть через плечо в последний раз.
Юноша по имени Бастьян наблюдал за ними, свесившись через перила, и его глаза сверкали, как два наточенных кинжала.
Время застывает на мгновение. А потом резко тает.
Обвинения начинают сыпаться со всех концов комнаты, точно метеоритный дождь.
– Это Кассамир во всем виноват, – восклицает Одетта, ругательства вокруг смешиваются с ее словами. – Он худший романтик, которого я когда-либо встречала.
Гортензия тычет пальцем в Одетту:
– Ne t’avise pas de le blâmer[79]. Это ты пригласила девчонку и ее ручного пса на ужин. Nous savons que с’était toi![80]
Одетта поворачивается на месте, подол ее пиджака закручивается вокруг нее.
– Я не предлагала ей тащить с собой эту лысую дворняжку в наш дом.
Я молчу, все слова застревают у меня в глотке. Воздух передо мной до сих пор полон ароматом Селины. Я до сих пор не могу избавиться от навязчивой мысли броситься следом за ней. От мысли обнять ее хотя бы на миг. Прогнать ее. Приказать никогда не возвращаться.
