— Ну, где вы пропадали? — встретил его Хазратов, сидевший под знакомым абрикосом. — Бобир-ака! Главный инженер явился!
— Как раз и плов! — крикнул Надиров, вынося блюдо на своих огромных руках.
— Здравствуйте, Бобир-ака!
Корабельников снял синий берет и поклонился.
— Разве это главный инженер? — засмеялся Надиров, поставив блюдо на столик и вытирая руки о бедра. — Это кинорежиссер!
«Дурацкий берет и сверхинтеллигентская учтивость», — подумал Корабельников. Даже здесь, в Азии, где поклоны были не в новость, они делали его немножко смешным и старомодным. Бобир Надирович хлопнул его рукой по плечу.
— Прошу!
Алексей Павлович разулся и в носках, стесняясь, стал устраиваться на настиле, рядом с Хазратовым.
— А где твой план? — вдруг спросил Надиров, когда, чокнувшись, они отправили «за воротник» первую рюмку пахучего узбекского коньяку. — Ты с пустыми руками? А мы хотели посоветоваться!
Он показал на Хазратова и налил по второй рюмке, начиная с Корабельникова.
Никогда Надиров не подчеркивал статуса своих гостей, не проявлял угодливости. Иногда самый маленький по должности был самым дорогим.
— Бобир Надирович! — начал Корабельников. — Я хочу дать один совет…
— Подожди, — остановил его Надиров, словно почуяв недоброе. — Сначала выпьем по второй…
Узбеки не пьют после плова. Говорят, от спирта рис разбухает в желудке.
— Еще одну!
Надиров словно бы наливал для храбрости.
А плов зазывно дразнил мясными, морковными, рисовыми парами…
— Так вот, Бобир Надирович, — Корабельников накрыл рюмку тонкой ладонью. — Глубокое бурение без структурной разведки не оправдывает себя. Оно грозит нам только потерями. Это факт. И я советую сдать назад, пока не поздно.
— А зачем я летал в Ташкент? Всех тормошил. Получил сотни тонн труб. Зачем?
— Они пригодятся.
— Слышишь? — повернулся Надиров к Хазратову.
В душе его закипала ослепляющая ярость, как сало в казане, то самое, которое он доводил до трех тысяч градусов.
— Вы неправы, Бобир-ака.
Только что Надирову было по душе это дружеское обращение как к старшему, он не только мирился, он радовался, когда подчиненные называли его «дядя Бобир», но сейчас ему послышалась фамильярность.
— Алексей Павлович! — сказал он простодушно и откровенно. — Спорить некогда. Если вы со мной не согласны — мы расстанемся.
— А меня отпустят? — спросил Корабельников, как бы прицениваясь к этому варианту.
— Я вас сюда пригласил, — напомнил Надиров, — я и отпущу.
— Успокойтесь, успокойтесь, друзья, — попытался утихомирить и уравновесить беседу Хазратов.
