— Правильно.
Надиров слез с настила, сунул крупные, расхоженные ступни в тапочки и пошел досматривать за пловом, запах которого просачивался сквозь брызги. А Хазратов подумал: если план Корабельникова удастся, то всякая дорога вперед Бардашу будет закрыта. А если не удастся, то ведь это план Корабельникова и Надирова, а не Хазратова… Можно будет еще и на Бардаша вину свалить, что он вовремя не разобрался в изъянах плана как специалист. Надиров вдруг обернулся, крикнул с садовой дорожки:
— А Сарваров поддержит нас?
— Его притормаживает Дадашев! Если бы не он…
— Может, Сарваров для того и взял Дадашева, чтобы он его притормаживал?.. Сарваров не хочет ошибиться!
— Все будет зависеть от Корабельникова. Насколько разумным окажется его план. И насколько послушным окажется сам Корабельников…
Усмешка скользнула по тонким губам Хазратова.
— За это не волнуйся! Корабельников — вот!
Бобир Надирович стиснул ладони, словно прихлопнул муху, и потряс ими в воздухе.
Не отдавая себе в этом ясного отчета, Надиров любил опальных людей. Ну, это, может быть, слишком громко сказано — опальных и любил, но он питал слабость к однажды пострадавшим специалистам. Почему? Он, собственно, над этим не задумывался. Лишь бы специалист был толковым, а остальное он относил за счет своего доброго сердца. А задумайся он, пришлось бы признаться в другом. Они были послушны — эта змея Хазратов нашел точное слово. Испуганные кем-то однажды и подобранные Надировым, даже обласканные им в трудную для них минуту, они становились преданными помощниками и подчинялись ему безоговорочно. А ему это нравилось. «От хорошей растопки, — говорил он, — и снег загорится».
Так он взял Корабельникова.
Белобрысый, светлоглазый — глаза у него были не то зеленоватые, не то голубые — сухощавый, застенчивый, скорее всего, именно этим последним качеством Алексей Павлович Корабельников и понравился Надирову. Да, и внешне невидный, и внутренне сдержанный, он был из тех, кто вызывал молчаливую симпатию Надирова; кто знает, не своей ли полной противоположностью его собственному облику?
Алексей Павлович занимался глинами в научно-исследовательском институте. Он готовил гриффит-цементы, сложные присадки к растворам, которые, в случае аварий, неожиданных затрубных выходов газа — грифонов, могли бы быстро закупорить распоясавшуюся скважину. Первые испытания, выехав на аварию, он проводил сам. Они прошли неудачно, ценой большого риска удалось спасти оборудование и людей. И хотя больше всех рисковал Корабельников и хотя были подозрения, что завод приготовил некачественный цемент, институт пошел самым безопасным путем — во всем обвинили испытателя. Его цементы не получили признания и одобрения, зато сам он получил строгий выговор и глубокую душевную травму. Тогда-то Надиров и протянул ему руку, пригласив работать в трест, которого еще не было. Трест только создавался… И Корабельников ответил робкой благодарностью на это рукопожатие…
