Теперь его лысина наклонилась к ней, и на самой макушке отразилась потолочная люстра и даже шнур. Никогда она не видела такой ухоженной лысины — без единого волоска, точно ее с утра натирали бархоткой до глянца. От загара лысина становилась медной…
Был он плотный, Хазратов, невысокий, крепкий. Казалось, с годами становился все крепче, полнел, но не дряб. Сколько помнила его Ягана, он ни на что не жаловался, один раз только сказал печально, что в аквариуме умерла его любимая рыба-красноперка, и ее паразило тогда, что у Хазратова есть что-то живое в душе, какой-то уголок, где любимая рыба шевелит плавниками… Он очень горевал, а у Джаннатхон, его жены, даже были заплаканные глаза. Скорее всего, ей досталось за то, что в воду попала какая-то отрава.
Ягана с тех пор, во всяком случае, внимательней присматривалась к Хазратову, не судила о нем только как о самоуверенном и удачливом служаке, пережившем нескольких начальников.
— Ну что ж, — сказал он, — надо обмыть ваше выдвижение, друзья. А Джаннатхон будет рада. Жду.
— Скажите, Азиз Хазратович, — спросила Ягана, — а как вы сами относитесь к делу? Что вы предлагаете?
Бардаш засмеялся, потрепав друга:
— У него трудное положение! Сарваров не дал никаких указаний! Странный секретарь обкома! А? Как жить, Азиз?
— Ты подскажешь, — отшутился Хазратов. — А я буду жить твоими молитвами…
— Слыхали? — улыбнулся Бардаш Ягане. — Как я вырос!
И опять дружески похлопал Хазратова по спине.
Если бы он знал, как ненавидел Азиз Хазратов это дружеское прикосновение, это насмешливое похлопывание, еще со студенческих времен, когда он исписывал толстые тетради в стенах ташкентского института, а Бардаш заглядывал в его конспекты, опираясь рукой о спину товарища, смеялся, что тот переписывает все учебники, хлопал вот так же по спине… Если бы знал Бардаш, какие приливы ярости, может быть, несправедливой, удушающе поднимались тогда к самому горлу Азиза, он был бы поосторожней… Но Хазратов только улыбался:
— Учти, ты вырос не без моего участия.
— Тогда я тебе хочу ответить, пока меня еще не назначили, — серьезно и как-то грустно сказал Бардаш и покачал чуть склоненной набок головой. — Ты спросил, думаю ли я вовремя дать газ Ташкенту? Хочу ли? Нет, не хочу…
— Ладно, ладно… Успокойся.
— Я вообще думаю, что весь газ надо использовать для производства газводы на месте.
— Без мальчишества! — Предупредил Хазратов, приподняв руку, словно показывая, что у него тоже есть терпение.
