Они вышли на тянущуюся перед дворцом каменную террасу. Из другого входа туда выходили принцесса Мара и её дамы. На Маре снова красовался королевский багряный плащ. Лицо её было бледным от трагического предчувствия Она отвела взгляд, когда поздоровалась с Филипом Крейном.
Когда Крейн с принцессой и их маленькой свитой двинулись к храму, загремели трубы выстроившейся на террасе стражи. Когда они приблизились к массивному арочному входу в огромное здание с куполом, ужас, владевший Крейном весь этот день, сжимающий ему сердце стальными тисками, стал ещё сильнее, если такое, конечно, вообще возможно.
– Смелей, Лану, – прошептала, сжимая ему руку, Мара. – Таков тяжкий долг королей Бэры.
Тёплое прикосновение её пальцев придало ему сил.
– Я постараюсь с честью исполнить… свой долг, – пробормотал он.
Перед входом в храм на посту стоял усиленный отряд стражи. Крейн и его свита проследовали мимо отдающих честь солдат. А затем Крейн остановился, весь трясясь, и уставился на внутреннее помещение храма.
Оно представляло собой единственный огромный затенённый зал. Это был какой-то громадный амфитеатр с множеством ярусов каменных сидений круто подымающийся от большой округлой вымощенной чёрным сцены. В центре сцены стоял алтарь. Он оказался простым диском из белого кристалла, установленным на чёрном каменном полу. Неподалёку высилась стойка из красного металла с шестью колёсиками, служившими панелью управления алтарем. Вокруг внешней части этой огромной сцены стояли тысяч шесть мужчин, женщин и детей. Все они пришли в белом, и у каждого из них на груди светился значок. Все застыли в мёртвой тишине.
Избранные!
Первые ряды ярусов с сиденьями занимали ярко разодетые представители знати. Другие ярусы, намного выше, погружённые в тень, заполняли жители Ингомара, подавшиеся вперёд, напряжённые и ошеломлённые, следящие за происходящим.
Самое ужасное из всего этого для Филипа Крейна было то, что через внутреннее помещение огромного и безмолвного храма бесцельно дрейфовали десятки светляков. Десятки Электроев проплывали тут, как и повсюду, на глазах у тех тысяч, кому вскоре предстояло самим перейти в состояние этой живой смерти.
Крейн ощутил, как смелость его рассыпается, как песок. Он почувствовал дикое желание бежать от этого надвигающегося ужаса.
– Держись, Крейин! – напряжённо прошептал ему Дандор.
– Я не смогу это сделать… не смогу! – пробормотал заплетающимся языком Крейн, худощавое лицо которого сделалось бледным как смерть.
