Но за этой петицией ничего не последовало. Маркиз просидел в тюрьме до следующего года, когда Францию и Европу в целом захватили совсем другие проблемы, связанные с назревающей войной. А в марте 1803 года, в довершение ко всему, маркиза де Сада еще и обвинили в том, что он якобы делал непристойные предложения молодым людям, отбывающим короткие сроки за недозволенное поведение, камеры которых располагались по соседству.
Маркиз пытался протестовать, и ворота тюрьмы Сент-Пелажи все же открылись для него… Однако лишь для того, чтобы он оказался в Бисетре[19] – тюрьме еще более отвратительной, известной в свое время под названием «Бастилия для сброда». По сути, это была тюремная больница с тремя тысячами заключенных, молодых и старых, больных и здоровых. Но больных было большинство. Буйные и хронические, паралитики и эпилептики – все они представляли собой омерзительную картину.
Содержание там стоило маркизу де Саду порядка 3000 ливров в год, а помещение в Бисетр было равносильно признанию его душевнобольным. Предполагалось, что он будет находиться там под надежной охраной, и семья не станет ходатайствовать о его освобождении. Согласно своему статусу, маркиз де Сад имел в своем распоряжении комнату и пользовался возможностью гулять в саду. Ему разрешалось принимать визитеров, а Констанция, при желании, могла даже жить вместе с ним.
Луи-Николя Дюбуа, кстати, без особого энтузиазма согласился на этот перевод. Он охарактеризовал министру состояние маркиза так: «хроническое помешательство на почве полового распутства», а посему он возражал против его помещения в более человеческие условия. А еще он утверждал, что постоянная сексуальная озабоченность маркиза не является помешательством в полном смысле слова, и что ее можно сдерживать исключительно жесткостью обращения.
Но, скорее всего, это не было личным мнением префекта полиции, а окончательное решение принималось на более высоком уровне.
27 апреля 1803 года наш узник покинул Бисетр, чтобы осуществить короткую поездку в уже известную ему клинику для душевнобольных Шарантон.
Как потом выяснится, в ней он останется до самой смерти, то есть еще на одиннадцать лет и восемь месяцев.
К несчастью для себя, он попал в так называемые «государственные сумасшедшие», то есть в число людей, которым приписывали умственное расстройство исключительно за то, что они представляли собой «кость в горле» для властей.
В своих «Исторических заметках» Марк-Антуан Бодо, бывший депутат Законодательного собрания, указывая на подобные жертвы произвола, останавливался на маркизе де Саде. При этом он писал:
