В субботу около полудня Норман побрился. Он брился всего раз в неделю, и неизменно по субботам.
Он не любил бриться — из-за того, что при этом приходилось смотреть в зеркало. По стеклянной поверхности все время ползли какие-то волнистые полосы. Они ползли по всем зеркалам, в которые смотрел Норман, и от этого у него начинали болеть глаза.
Может быть, все дело в том, что у него плохое зрение, решил Норман, вспомнив, как ему нравилось рассматривать себя, когда он был мальчиком. Он любил стоять перед зеркалом совсем без одежды. Однажды мама поймала его за этим занятием и ударила по голове большой серебряной щеткой для волос. Сильно ударила. Ему было очень больно. Мама сказала, что гадко вести себя так, разглядывать себя в таком виде.
Норман до сих пор помнил, как сильно она его ударила, и как у него потом болела голова. С тех пор голова болела почти каждый раз, когда он смотрелся в зеркало. В конце концов мама отвела его к доктору, и тот сказал, что Норману нужно носить очки. В очках он стал видеть лучше, но и в них смотреть в зеркало было неприятно, и поэтому, какое-то время спустя, он попросту перестал пользоваться зеркалами без особой необходимости. И мама была права. Гадко смотреть на себя, голого и беззащитного, видеть тугие складки жира, короткие безволосые руки, выпирающий живот, а под ним…
В такие моменты ему хотелось быть другим человеком. Кем-нибудь высоким, стройным и красивым, как дядя Джо Консадайн. «Правда, он на редкость пригожий мужчина?» — часто говорила мама. Так оно и было, и Норман не мог этого отрицать. Но он все равно ненавидел дядю Джо Консадайна, хоть тот и был хорош собой. И ему не нравилось, что мама требовала называть этого мужчину “дядя Джо”. Потому что он вовсе не был их родственником — он был просто другом, гостившим у мамы. И именно по его настоянию мама построила мотель — уже после того, как продала землю.
Вот это-то и было странно. Мама вечно ругала мужчин и своего бывшего мужа, который ее бросил, но дядя Джо Консадайн мог вертеть ею, как хотел. Он мог заставить маму согласиться на что угодно. Хорошо, наверное, быть таким, как дядя Джо Консадайн.
Ну, нет! Дядя Джо мертв.
Норман моргнул, глядя на свое отражение в зеркале. Странно, как это вылетело у него из головы? Уже ведь лет двадцать прошло. Впрочем, время относительно. Это сказал Эйнштейн, но не он был первым — древние об этом тоже знали, и некоторые современные мистики: Алистер Кроули, например, и Успенский. Норман читал их труды, а некоторые книги даже приобрел. Мама этого не одобряла — она утверждала, что книги, которые читал Норман, противоречили религии, но не в этом заключалась настоящая причина. Книги не нравились маме потому, что Норман переставал быть ее “маленьким мальчиком”, когда читал их. Он становился взрослым мужчиной, изучавшим законы времени и пространства, постигавшим тайны измерений и бытия.
