Лайла, казалось, была совершенно спокойна и забыла о недобрых предчувствиях. Она включила радио, поймала симфоническую программу в УКВ-диапазоне и слушала с очевидным удовольствием. Сэм застал ее за этим занятием после одного из своих выходов в торговый зал.
— «Концерт для оркестра» Бартока, кажется? — сказал он.
Она подняла голову и улыбнулась.
— Да. Ты хорошо знаешь музыку. Никогда бы этого о тебе не подумала.
— А что в этом странного? Мы ведь живем в эпоху стереопроигрывателей и прочих чудес звуковоспроизведения. Если человек живет в маленьком городе, это вовсе не значит, что ему не может нравиться музыка, книги, искусство. К тому же, за прилавком часто выдаются свободные минутки.
Она потеребила воротничок блузки.
— Наверное, я не так выразилась. Странно не то, что тебя интересуют такие вещи, а то, что при этом ты держишь скобяной магазин. Одно как-то не соответствует другому.
— Не вижу ничего плохого в скобяном товаре.
— Я не это имела в виду. Просто такая торговля кажется мне, ну… прозой жизни, что ли.
Сэм сел за стол. Потом вдруг наклонился и поднял с пола какой-то предмет. Что-то миниатюрное, заостренное и блестящее.
— Проза, — повторил он. — Возможно. А может быть, это зависит от того, с какой стороны посмотреть. Вот, к примеру: что я сейчас держу в руке?
— Гвоздь?
— Правильно. Обычный гвоздь. Я продаю их на фунты. Сотни фунтов в год. Отец тоже их продавал. Думаю, с тех пор, как открылся магазин, тут было продано тонн десять гвоздей. Всех мыслимых длин и диаметров, но самых обыкновенных гвоздей. Однако ни в одном из них нет ничего прозаического. По крайней мере, если вдуматься.
— Потому что каждый такой гвоздь имеет свое предназначение. Знаешь что? Может быть, добрая половина домов в Фейрвейле держится на гвоздях, купленных здесь. Наверное, это немного глупо, но иногда, когда я иду по улице и смотрю на дома, мне становится приятно, что я помогал строить их. Инструментами, которые я продал, обтесывали и шлифовали доски. Я поставляю краску, которой их красили, и кисти, которыми её наносили, и двери, и ставни, и оконные стекла… — он умолк, смущенно улыбаясь. — Что-то я разошелся не в меру. Но в основном-то я прав — в самом главном. Все, что я продаю, нужно людям, потому что служит реальному делу — удовлетворяет потребности, которые составляют часть настоящей, не выдуманной кем-то жизни. Даже один единственный гвоздь — вроде этого — служит вполне определенной цели. Если вбить его в правильно выбранное место, можно не сомневаться, что он будет выполнять свою функцию лет сто, если не больше. Мы с тобой умрем, а гвоздь останется.
