Он был уже не таким красным и попытался улыбнуться.
— А симпатичная она, правда? Я часто хотел завести себе живую, чтобы ее можно было приручить.
Мэри взяла со стола сумочку.
— Мне, пожалуй, пора. Уже очень поздно.
— Ну что вы, не уходите. Мне страшно стыдно, что я поднял такой шум.
— Да нет, дело вовсе не в этом. Просто я действительно очень устала.
— Но я надеялся, что мы, может быть, посидим еще немного. Я собирался рассказать вам о своем хобби. У меня в подвале что-то вроде мастерской…
— Я бы с удовольствием посмотрела, но я правда просто падаю с ног.
— Ну, что ж, ничего не поделаешь. Я провожу вас до мотеля; все равно, нужно еще закрыть контору. Клиентов, похоже, сегодня больше не будет.
Они вернулись в прихожую, и он помог ей одеться. Плащ он подавал так неуклюже, что Мэри почувствовала раздражение, однако вовремя сдержала готовые вырваться сердитые слова, потому что угадала причину его неловкости. Он боялся прикасаться к ней. В этом было все дело. Бедняга действительно был в ужасе от того, что находился рядом с женщиной!
Он взял фонарик и повел ее вниз к усыпанной гравием подъездной дорожке, огибавшей мотель у подножия холма. Дождь уже прекратился, но звезд все равно не было видно, и стояла полная темнота. Завернув за угол, Мэри оглянулась на дом. Окна на втором этаже все продолжали гореть. Может быть, старая женщина не спала — может, она слышала весь их разговор, закончившийся так шумно?
Мистер Бейтс остановился перед ее номером, подождал, пока она вставит ключ в замочную скважину и откроет дверь.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Приятных снов.
— Благодарю вас. И огромное спасибо за гостеприимство.
Он открыл рот, но отвернулся, ничего не сказав. В третий раз за вечер Мэри увидела, как он краснеет.
Она закрыла за собой дверь и заперла ее изнутри. Некоторое время до нее доносились его удаляющиеся шаги, потом раздался характерный щелчок замка на двери конторы, расположенной рядом.
Она не слышала, как он ушел, потому что сразу принялась распаковывать вещи. Достала пижаму, тапочки, баночку с кремом, зубную щетку и пасту. Затем разворошила большой чемодан, извлекая со дна платье, которое собиралась одеть завтра на встречу с Сэмом. Платье нужно было хотя бы повесить на ночь, раз уж выгладить его не было возможности. Завтра все должно быть на месте.
Все должно быть на месте…
И вдруг она больше не была семи футов ростом. Вот только так ли вдруг? Может быть, это началось еще там, в доме, когда мистер Бейтс ударился в истерику? Что он такое сказал, что так задело ее?
