Хозяин так часто называл ее «шалавой» и «шлюхой», что она забыла свое настоящее имя. Один из ее постоянных посетителей смешал китайский и японский и стал называть ее Ло Мин, а она стала отзываться на это имя. Какая жалкая жизнь. Она чувствовала себя преданной: она считала гейш особенными, а теперь поняла, что здесь «гейша» означало всего лишь элитную проститутку. Весь день она была заперта в своей комнате и считала удачными дни, когда ей давали обед и наполняли таз с водой, чтобы она могла помыться.
Хотя ее окно и выходило на улицу, она никогда не пыталась позвать на помощь или сбежать – это было неприемлемо. Даже если бы она попыталась, никто здесь не понимал ее язык, а она не понимала их.
Множество раз хозяин срывал на ней свой гнев – он хватал ее за горло или грубо тряс ее хрупкое тело. Иногда, всего на мгновение, ей в голову закрадывалась мысль, что нужно сопротивляться, – но потом она вспоминала, чему ее учили и что она – никто. Даже если бы ей удалось уйти, у нее не было ничего, кроме ее кимоно. Ни денег, ни места, куда она могла бы пойти.
Именно тогда проявилось духовное узнавание, и Валери поняла, что ее бывший хозяин Чин-Юн в нынешней жизни был ее склочным начальником, который пытался ею манипулировать и склонял к неэтичным поступкам. Когда Валери отказалась, он не на шутку разозлился. Валери была напугана и не чувствовала в себе сил сражаться, потому что это означало пойти против своего работодателя. Именно в это напряженное время ее здоровье начало ухудшаться, и она решила, что может защитить себя лишь одним способом, который не был доступен Ло Мин, – уйти с этой работы.
Ло Мин проводила свои долгие, полные грусти дни, наблюдая за другими людьми, у которых была своя жизнь. Бедные и богатые, они ходили по улице под ее окном. Там бегали дети, а лошади тащили повозки к торговцу в доме напротив. Вечера она проводила, готовясь к приему клиентов – состоятельных людей, которые приходили к ней до раннего утра. И каждый следующий день был похож на предыдущий.
Время для Ло Мин текло медленно и казалось вечностью. Дни складывались в месяцы, а месяцы – в годы. Теперь, в свои двадцать, она была заперта в той же самой комнате, стены которой она видела все свои годы пребывания в Америке. Ее лихорадило, живот болел, и никто не приходил на помощь. Уже много дней никто к ней не заходил. Она догадалась, что все это время была беременна, а сейчас наступили роды. И что-то шло не так.
