Шеридан громко срыгнул, и Берк выстрелил в него ядовитым взглядом.
– Послушай, Берк, – сказал Финн, – это был сильнейший выброс. Я действительно поражен пылкостью твоего ораторского искусства. Хотел бы я уметь говорить с такой страстью. Так что, для Франции вообще нет никакой надежды?
– Никакой, если они продолжат свой нынешний курс, – сказал Берк, хватаясь за лацканы и надуваясь. – Люди не захотят иметь потомство, которое не будет брать пример со своих предков.
– И то правда, – сказал Финн, и его лицо приняло задумчивое выражение. – Если мы, англичане, оглянемся назад на наших предков, то увидим, как они носятся с голыми задницами, и раскрашенными в синий цвет. Полагаю, мы проделали долгий путь с тех пор, а, что? Учитывая столь скромный старт, подумайте, какое потомство ждет нас впереди!
На мгновение воцарилась полная тишина, все неуверенно на него посмотрели. Берк выглядел совершенно растерянным, но в углу рта Шеридана начала дергаться улыбка, и драматург прикрыл ее рукой.
– Франция, мой дорогой Блейкни, – сказал Берк, пытаясь вернуть все на круги своя, – Франция купила нищету ценой преступления. Вы только что вернулись из Парижа, конечно же, вы должны согласиться, что Франция не пожертвовала своей добродетелью ради своих интересов, а скорее она отказалась от своих интересов, чтобы она могла проституировать своей добродетелью.
– Богом клянусь, такое вполне возможно, – сказал Финн. – Мое поместье в Руане было конфисковано с целью получения доходов, необходимых для нового французского правительства. Боюсь, плохой бизнес для меня, хотя и выгодный для них. Вполне возможно, что Франция заинтересована в проституции своей добродетели, если она извлекает из этого подобную выгоду. Я знал немало дам полусвета, которые восстановили свою уничтоженную добродетель подобным образом.
Шеридан начал кашлять, но Берк, кажется, пребывал в полной растерянности. Он смотрел на Финна в полном изумлении.
– Что касается этого первоцветного парня, о котором все, кажется, так беспокоятся, – продолжал Финн, – то я не имею ничего против его смелости или идеализма, но, учитывая масштаб кровопролития, совершаемого по другую сторону пролива, спасти одного или двух аристократов – это все равно, что поссать против ветра, не так ли? Тем не менее, я желаю ему добра и надеюсь, что французский флот не узнает об участии Дьюхерста во всем этом, иначе они могут попытаться потопить его недавно купленную шхуну. Хотя, по правде говоря, я сомневаюсь, что у них найдется корабль, способный ее догнать.
