— Я ее на этой неделе больше не кормлю, — вполголоса заметила Белла по-английски, специально с чудовищным французским акцентом. Намек, причем, скорее всего, намек исключительно для себя…
— А я и не утверждаю, что я — это ты. Мне больше нечем ей отплатить за твои побои.
— Ты еще не знаешь, что такое мои побои. И не дай Бог тебе узнать. Типично людская черта — платить по чужим долгам, забывая заплатить по своим, вот что говорит в тебе. И еще надутое (pompous) благородство и дурацкое (ridiculous) сострадание.
— В настоящий момент у меня нет ни одного долга, кроме того, что я сильно должен Венусе. Клятвы, выбитые принуждением, ведь недействительны?
— Ммм… Не знаю. Так говорит салическое право, а оно испытало достаточно сильное влияние с нашей стороны… Ну, скорее всего, ты прав. Только это не освобождает тебя от обязанности служить с нами нашей цели. Глаз, кстати, Рамсесу, не стоило выковыривать. Свое поражение надо принимать с честью. Хотя, согласна, старина Рам выведет из себя кого угодно.
Стоп мысли. Я, кажется, знаю, что я сделаю. Ох, как же это глупо, пошло и рискованно. Такие предприятия удаются только в боевиках и детективах категории «В» или даже «С», да еще в сказках. Однако, объективно оценивая весь имеющийся реальный опыт, вынужден с грустью признать, что иного у меня нет. Зато будет. Ох, как будет. Я же теперь все-таки могу хулиганить, сколько мне вздумается. Вилка завращалась с удвоенной скоростью. Закономерно, она вылетела-таки и, перепугав Настю, со звоном упала в угол.
— Черт, — пробормотал я, сжимая кулаки, — руки мои — враги мои.
— Нервы твои — вот враги твои, — улыбнулась Белла, щелчком пальцев притянув упавшую вилку к ладони и положила ее на стол.
— И это тоже. Я постоянно начинаю что-нибудь вертеть в руках, когда чем-то недоволен.
— Ты сильно переживаешь по поводу гибели Ульрика? Вот уж не думала, что ты будешь опечален. Уничтожен один из тех, кто начал эту игру. Ты должен быть рад.
— Уничтожен тот, с кем я мог сыграть свою собственную, стравив вас всех. И потом, я готов был подчиняться Ульрику, но никак не этой ходячей мумии.
— А ты коварен…
— Не жалуюсь. Ты не боишься лишних ушей?
— Здесь их нет. Эгли не имеет никакого влияния и постоянно на виду. Настя, любовь моя, тебе ведь все это, по-моему, до веника? Так что, как видишь, ушей здесь кроме нас вообще нет.
Я тем временем опорожнил стакан яблочного сока и отвалился на спинку стула. Надо выжидать.
— Слушай, Белла, а как бы мне машину достать? Я же ведь не отменял своего плана мести.
