— Вы меня часом распинать не собираетесь? Я не похож на Иисуса Христа, лжив, грешен и тащу за собой невероятный воз грехов. И потом, уж эту-то чашу я точно собираюсь мимо рта пронести.
— С одной стороны — кто тебя будет спрашивать. С другой — распинать тебя никто не собирается. Не нужно. Нужен лишь факт твоего присутствия в момент нужного положения планет, когда мы сможем предъявить тебя Силам, когда они, наконец, передерутся за право узнать, кто же ты такой. Драка, надо сказать уже началась и достаточно успешно идет. Сейчас повсюду полыхают полярные сияния, на Солнце, как понимаешь, пятна и вспышки, скоро пройдет небольшая цепочка землетрясений и так далее по списку.
— А если я предотвращу все ваши планы по поводу превращения планеты Земля в вашу вотчину? Ляпну вот так, что я фальшивка надувная, вас за жопу возьмут и об забор…
— Ты говоришь прямо как Флэш Гордон, Минга Безжалостного на тебя нет… А про красавицу Дэйл наш Флэш не забыл, а? Она сейчас в шлюзовой камере, дружок. На кнопочку нажал — внешний люк открылся — очаровашка Дэйл отправилась в долгое космическое путешествие.
Где мой пистолет!? Почему я не могу прямо сейчас закатить пулю в этот ухмыляющийся пятитысячелетний череп? Все предусмотрел, сволочь.
— Я еще больше скажу. Ты попался в одну из самых дешевых и простых ловушек. Тебя поймал твой страх. Все могло продолжать существовать сколько угодно, ибо весь твой мирок — полтора искрящих нейрона у тебя в мозгах. Он весь спрессован между двумя хроноквантами и ты тоже. Ты сейчас то, что представлял за секунду до того, как умер. Тебя, кстати, только через неделю найдут, протухшего. Несмотря на морозную погоду. И она сейчас тоже выдумка твоего воспаленного воображения. Ее вскроют, распотрошат и разложат по цинковым столам, на нее будут долго пялиться и хохмить студенты, потом, попыхивая папироской, ее коряво зашьют грязной ниткой и кинут на соседний столик, чтобы через сутки приодеть и зарыть, как и все отбросы в землю…
Ух, как же я бью, когда убийственно спокоен… Меня определенно нельзя так цинично злить.
Ульрик поджал губы. Рамсес, проклиная все на свете, схватился за глазницу, из которой хлестала кровь, и упал на колено. Нету больше глазика у него, ножик торчит у него из глазика, сломанный, а ручка у меня в руке. Вот я сейчас еще перстеньками ему серебряными, но Ульрик стальными когтями впился в мое плечо, посадив меня снова и прижав к стулу. «Не советую. Это не твое время. Сейчас вообще еще не время
