— Ага. Продолжить аналогию? Знаешь, почему десантникам при выброске давали паек на три дня? Потому что через три дня предполагался или подход своих войск или полное уничтожение десанта. Мои войска далеко.
— Но ты, надеюсь, не думаешь, что мы тебя уничтожим?
— Сейчас — разумеется, нет. Я вам нужен. Потом — очень даже… Продолжаю про десантников. При угрозе жизни десантника есть неписаный приказ — «Умри, но уничтожь все ценное, до чего сможешь добраться, причини врагу наибольший ущерб». Так что мое неминуемое уничтожение будет громким. Намек ясен?
Белла сморщила нос и нахмурилась.
— Pathetic… Too bookish. Твое красноречие оставляет желать лучшего, но ты, как я вижу, боишься смерти. До определенного предела. Страх — благодетельное чувство.
— Смею напомнить, что смерть для меня свершившийся факт. И он поставил это событие в ряд бытовых и почти приятных.
— Но потом тобой, как и всеми вами овладевает безумие… — «Я не люблю, когда такие речи произносят с такой медовой мечтательной улыбочкой…» — Что ж, теперь я знаю, кого я могла бояться почти так же, как своего брата, если бы была смертной. Ты тоже никогда никому не веришь, кроме себя. Но ты чуточку страшнее, потому что ты не любишь играть с врагом. Тебя интересует не красота победы, а поражение противника. Надо будет подкинуть Ульрику новую главу в его философский трактат: «Философия авиабомбы».
— Не надо мной смеяться. И не надо меня бояться. Я ведь твой друг, как ты говоришь. Веришь? — «Или просто льстишь?»
Какое умное зондирование. Я ведь ей только что выдал весь свой психологический климат. Может, со мной играют в поддавки, делают скидку на мою убогость и глубокое детство? Кого тут шлепнуть для повышения статуса? «Или его дальнейшего понижения?»
Белла мотнула головой.
— Не верю. Мой бок тоже. Но я верю в твою честь, даже когда не могу заглянуть в твои мысли. Ты ведь связал меня обещанием не делать этого…
— Слушай, Белла, а что там поделывает твой пока еще не коронованный братец?
— Не знаю.
Белла приложила палец к губам и, порывшись в сумке, извлекла ручку и блокнот. Написала строчку по-английски и отдала блокнот мне.
«Vorsight! Машину слушают. Говори о чем-нибудь постороннем, но ни слова вслух об Ульрике. Я сама скажу все, что нужно».
«Кто такой любопытный?»
«Разве это так важно? Если это враги, это опасно, если это Ульрик — вдвойне опасно. Микрофон прямо перед нами, под обивкой. Только не трогай, а то можно всю игру испортить».
