Угол карниза продувало резким по-осеннему холодным ветром. Сидящий на высоте шестидесяти метров человек лишь равнодушно запахивал плащ и жмурил серые глаза на яркую полоску заката. Ульрик очень любил этот угол здания МГУ на Воробьевых горах. Не лишенный сентиментальности, он по возможности провожал все закаты здесь, на открытой четырем ветрам площадочке, где снизу его можно было принять за ворону. Заходящее светило почти не посылало убийственного ультрафиолета и не очень резало глаза. Рядом, прошелестев по воздуху, присела Белла. Она с опаской посмотрела в неподвижные глаза с пылающим в них пламенем уходящего вниз за щербатый абрис нижней челюсти горизонта солнца.
— Ты вернешься сегодня домой?
— Нет.
— Значит я буду спать в одиночестве?
— У тебя есть новая игрушка. Ты не будешь скучать, Беллатрикса.
На него похоже напал очередной приступ тоски. Временами ее собрат погружался в мрачное безумие, которому предшествовали именно такие приступы беспричинной тоски. Он без руля и ветрил шатался по городу, словно что-то искал, бредил и мучался. Когда он возвращался, то просто валился на свой любимый продавленный диван и засыпал. Когда просыпался, то снова был спокоен и как всегда ровен.
Все они были с приобретенными за долгие годы жизни странностями. Но странности Ульрика были … странными. «Вы глухие и, увы, тупые. Очевидное проходит мимо вас» — вот и все объяснения. Сейчас его лучше было не трогать. Во время одного из таких приступов он разбил пристававшей Белле губу, она, впрочем отплатила той же монетой: расцарапала острыми когтями лицо и порвала ухо.[7] Они пять лет не разговаривали, но, в итоге, помирились на почве дружбы против одного из младших и чересчур нахальных отпрыском того древа, на верхних и самых толстых ветвях которого находились их места.
Она пожала плечами и с места сорвалась в воздух. С ума сходят поодиночке и она совершенно не была заинтересована в создании прецедента исключения из этого правила. Ее ждало уютное подземелье, новая одежда и ночь в одном очень широко известном в их очень узких кругах клубе в районе Чистых Прудов.
Ульрик не пошевелился, так же бесстрастно глядя на пожар стекол с той стороны реки, вяло перекатывающей свои буро-зеленые воды. Он молча сидел еще минут пять
— Ты чего-то ждешь, дитя Хаоса?
— Нет. Разве что смерти говорящего со мной, — голос Ульрика был тихим и усталым.
— А я жду твоей.
— Это поможет кому-то, говорящий со мной?
