— Твои очки, — произнес в стороне женский голос.
Действительно, холодные дужки охватили мое лицо, и видеть стало гораздо лучше. Чьи-то горячие руки приподняли мою голову.
— Твое счастье. Человеческое тело легко восстановить, — черт, да это же голос Беллы.
Ее лицо вплыло сверху в поле зрения. Она сидит на корточках и придерживает мою голову руками. Да. Так. Судя по деталям пейзажа, я действительно в Москве.
Прочистив непослушное горло, просипел:
— Значит, все-таки выгорело? Я дома… Кто президент?
— Ельцин, Ельцин. Это единственный вопрос, который ты задаешь женщинам, сваливаясь с луны? Тебе пока вредно дергаться. Полежи еще минуты две.
Сбоку показался Ульрик.
— Можно поздравить тебя с императорским троном?
— Теперь да. Странно, что тебе не стерло память.
Что значит стерло память? Я помню все от начала и до конца.
— Кажется, несколько секунд назад ты сказал, что я буду разочарован?
— Да. Теперь ты понял, почему?
— Похоже.
Я приподнял голову и плюнул густеющей слюной. Кровавый плевок улетел и размазался по свежему снегу.
— Чем вы меня напоили?
— Ничем. Что, по-твоему, должно быть во рту у человека, который прострелил себе голову, посыпался с четвертого этажа и разбился в лепешку? У тебя только что был уровень повреждений трижды несовместимый с жизнью.
— Ясно. А что с ней?
— Так сильно хочется посмотреть? Что ж, как пожелаешь.
Что-то в его тоне не понравилось мне. Очень сильно не понравилось.
— Что с ней?
— Относительно в порядке.
Это сочетание мне не нравится совсем.
— Поехали. Сейчас же.
— Зачем ехать? Полетим.
Ульрик и Белла взяли меня за руки, и мы все рванули ввысь. Полет над Москвой у меня в голове смазался в один большой огненный платок.
Мы опустились в темном углу близ ее дома. Возле подъезда стоят реанимобиль и милицейская машина. Ульрик сунул руки в карманы и подошел к ней со стороны окошка водителя. Мы с Беллой, продолжавшей придерживать меня за локоть, стояли у него за спиной.
Судя по тому, как напряглась спина вампира и какому-то еще ощущению, я почувствовал, что Ульрик что-то делает. Он решительно постучал в окно. Стекло отъехало вниз, и он поднес пустую руку к широкому усатому лицу высунувшегося водителя.
— Капитан Сергеев. ФСБ. Кого ждешь сержант? Здесь ритуальное убийство?
Водитель хлопнул глазами, словно вглядываясь в несуществующее удостоверение.
— Да какое, хер, убийство, капитан, — водила деловито затянулся сигаретой, — девка тут, наркоманка. Вашенского, кстати, полковника дочка. Ломка началась, вот она с катушек и съехала. Уж второй раз за три года ее вытаскивают, я оба раза дежурил. Наглоталась таблеток, как в тот раз, водкой запила, да, видать, чтобы вернее было, вены порезала. Ох, молодежь херова. Чё не сидится без этой дури? Короче, слышь, то ли руки у нее тряслись, то ли крови она испугалась, в общем, неглубоко чиркнула. Кровищи вроде много, а результат-то ноль, до вен не достала. Ее там сейчас спец — Петров такой, откачивает. Ничего. Жить будет. Только долго ли? Батя ее, из-за засранки этой, драться полез. Сейчас сидит, Петров этот ему успокоительного закатил полтора куба. Херня полная, мать ее за ногу. Драть ее надо было в детстве, вот что я скажу… Машка, фотографирует все, ее на каждый висяк возят, спускалась, говорит минут через десять ее там доделают, повезут в…скую, там уж капитально займутся. И отца тоже. Как бы он со всего умом не поехал. В общем, такие дела, начальник.
