Я прошел еще несколько сот шагов, может быть даже тысяч. Ничего. Равнина по-прежнему полого понижалась.
Только сейчас, еще через несколько сот шагов я заметил странность. Я двигался, мял траву, скрипел мокрой кожей куртки — только ничего кругом не было. Меня окружало полное безмолвие. Должно быть, лопнули барабанные перепонки. Щелкнул пальцами около ушей. Щелчок был прекрасно слышен. Звук моих пальцев растворился в пустоте — как будто я стоял в огромнейшем зале. Значит, перепонки целы. Отрадно. Но почему кругом ни звука?
Странно. У меня, кстати, развязался шнурок. Когда наклонившись, чтобы его завязать, моя рука коснулась травы, стало ясно, что что-то не так не со мной, а с тем местом, где я стою. Трава была сухая и совершенно нейтральная на ощупь. Нейтральная — то есть у объекта в форме травинки не было ощутимой температуры, никакой ощутимой фактуры поверхности, ничего. Размяв ее в пальцах, чтобы понюхать, я, было, поднес руку к носу, но ничего не вышло. Травинка рассыпалась в мельчайший, как пудра, порошок. Что за чертовщина? Порошок быстро высыпался из сложенных щепотью пальцев.
Я присмотрелся. Весь мир, который меня окружал, был как тончайшими белыми линиями прорисован на угольной бумаге. Это было похоже на негатив черно-белой фотопленки.
Вот так долина скорбной тени… В черном (именно черном) свете окрест была видна только полого понижающаяся равнина, покрытая все такой же черной травой, ровное, как потолок из засвеченной пленки, неподвижное небо.
Как бишь его Данте описывал Лимб? Вам, может быть, лучше известно, но одно скажу — помнил, что скука там смертная — вот она и есть, вышеупомянутая скука. Даже повеситься не на чем, за неимением деревьев. Но философов нет. И прочих деятелей античного мира тоже не видно, что, в общем-то хорошо, ибо по-древнегречески или по-латыни я ни бельмеса не знаю.
Я потряс часы. Молчат. То ли время здесь стоит, то ли батарейка дохлая, то ли нежная электроника не выдержала убийственных для нее всплесков электричества.
Еще раз сорвав травинку и удостоверившись, что она несколько секунд продолжает быть продолговатым предметиком, а потом рассыпается в пудру, пошел дальше. По праву первооткрывателя я назвал это место Унылыми Равнинами. Ориентир был один — неуклонно понижающийся склон.
Через десять раз по десять тысяч шагов (удивительно, но факт, я даже сам сперва сомневался — пройти десять тысяч шагов безо всякой усталости и несколько раз перепроверял свои подсчеты) я еще раз присел на корточки и попробовал сорвать травинку. Мои пальцы зачерпнули мелкий прохладный порошок. Пепел? «
