Подняв фейерверк вспыхнувших в свете молнии брызг до самого неба, я плюхнулся в воду. В тяжелой одежде человек тонет почти сразу — я точно помнил это с курса выживания. Я уже начал шарить рукой по кожанке в поисках молнии, когда понял, что стою на коленях на дне, а вода еле доходит мне до пояса. Петляя как пьяный, оступаясь, я выбрался из ледяной воды на пологий, засыпанный щебнем берег. Теперь бежать. У этих игроков инструмента точнее и тоньше термоядерного взрыва не бывает. Вот этот холм может меня скрыть. Одежда мокрая, идет крупный дождь — тоже достаточно неплохо в смысле потенциальной защиты. Процентов семьдесят за то, что земля там, где я упаду, не оплавится.
Земля еще раз дернулась несколько раз подряд. Упав на колено, я обернулся и стер воду с лица. В черный горб острова несколько раз с таким грохотом, что закладывало уши, ударила петлистая изломанная лапа молнии. Судя по тому, как осветился остров, вспыхнули трава и деревья. В остров из облаков вонзилось какое-то подобие молнии — ровный бело-голубой столб огня, ревущий и вздрагивающий. Лицо почувствовало волну горячего воздуха, пришедшую оттуда. Вокруг ярко освещенного горба поднялись клубы пара. Господи Боже… что за температура если кругом острова вскипает вода? Бежать. Только бежать.
Опять поднявшись на ноги, я, путаясь в кочках, на разъезжающихся ногах побежал дальше в темноту и дождь. Где должен быть Глен-Хулакин? Кажется там. Да. В свете молнии видел какой-то силуэт.
Я скатился на дно ложбинки и упал в воду лицом. Встать. Бежать. Только бежать.
Я не помню, сколько я бежал. Может быть минуту, а может быть и час. Бег был, впрочем, относительный. Приходилось то почти на четвереньках взбираться на холмы, то осторожно, бочком, спускаться с их мокрых боков. Может быть час, а может быть год. Постепенно рельеф стал выравниваться. Гроза прекратилась и дождь вроде как пошел на убыль.
Теперь я бежал по полого понижающейся равнине. Дождь перестал. Бежать по ровному месту было приятно. Потом решил экономить силы и перешел на свой обычный способ передвижения — быстрый широкий шаг.
Было темно. То есть не совсем, было все сравнительно неплохо видно, но как ночью.
Я отшагал еще девятьсот с чем-то шагов в том же направлении, делая поправку на отклонение влево. Никуда я не пока пришел. На горизонте не было никаких ориентиров, поэтому я лишь твердо держался выбранного направления. В Европе ведь нельзя заблудиться. Весь континент — один сплошной мегаполис.
