Не остался безучастным к происходящему и король Эдуард со своими приближенными, которых даже чума не заставила сократить расходы на великолепие придворной жизни и бесконечные войны во Франции. В 1351 г. он впервые после эпидемии созвал парламент, который при всем желании вряд ли можно было считать представительным, и провел через него так называемое «рабочее законодательство»; в нем формально сводился воедино и закреплялся ряд ранее принятых, но фактически не исполнявшихся положений. Не исключено, что это было первой попыткой государственного регулирования заработной платы[11] (новый закон учитывал интересы всех слоев населения, за исключением… вилланов и наемных сельскохозяйственных работников), первым практическим применением системы замораживания заработной платы — универсального средства, столь любимого многими современными правительствами.
Новый закон был решительно нацелен на возврат старых феодальных порядков. Так, среди прочих положений в нем с угрозой объявлялось, что ни один работник не имеет права требовать или соглашаться на оплату «большую, чем та, которую бы он получал до эпидемии в двадцатый год правления нынешнего короля», т. е. в 1347 г. Работодателям также запрещалось предлагать работникам более высокую оплату; последним к тому же возбранялось по собственному желанию оставлять своего законного господина. Нарушение закона каралось суровыми штрафами и тюремным заключением. Немедленному роспуску подлежали любые формы объединений работников, ибо такие «братства» неизбежно стремились к удорожанию оплаты их труда. Претворение закона в жизнь и контроль за его исполнением поручались вновь созданному институту мировых судей, представленному в основном землевладельческой знатью.
Однако закон не достиг своих главных целей. Да, в целом уровень заработной платы несколько понизился, но отнюдь не до тех размеров, которые существовали до эпидемии. К тому же, как отмечал Найтон, «начиная с этого времени они (вилланы и работники. — Прим. перев.) работали на хозяина еще хуже, чем до эпидемии». Все больше и больше вилланов ударялись в бега, все сильнее росло недовольство против института мировых судей и государственной власти, — недовольство, которому вскоре предстояло вылиться в вооруженный протест народных масс.
Не следует забывать, однако, что практически все находящиеся в нашем распоряжении письменные источники того периода вышли из-под пера естественных приверженцев короны, государственной власти и церкви, т. е. людей, считавших существовавший социальный порядок священным и вечным, а народ — «толпой», которую в интересах христианской цивилизации следует «держать в узде», оставляя ей лишь право трудиться, быть довольной тем, что ей дают заработать, безропотно соглашаться со всеми указаниями власть имущих и не соваться в вопросы государственного управления. Ведь о конкретных событиях тех времен мы узнаем в основном из хроник, принадлежащих перу «чиновников» или графоманов — но, как известно, и те и другие, как правило, представляли интересы правящих классов. Сами же вилланы и городские работники ввиду почти всеобщей неграмотности подобных записей не вели, да к тому же тогда это было бы для них далеко не безопасно.
