Тому Свенсону на вид было лет тридцать пять, высок, широк в плечах, хорошо сложен, с копной белокурых волос и широкой улыбкой; Джо Тамбурелли было лет двадцать с лишним, с прямыми черными волосами, серыми глазами и ямкой на подбородке. Он выглядел физически хорошо накаченным. Ева внимательно всмотрелась в их лица, чтобы хорошо запомнить и затем узнавать их в толпе.
Когда Максин ушла, а телохранители заняли свои посты, Ева почувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем все последнее время.
При расставании Максин сказала:
— Не позволяйте этому подонку мешать вам жить. Я понимаю, что это легче сказать, чем сделать, но, как правило, подобные типы так и не становятся насильниками. В ближайшие дни мы узнаем об этом Билли Шиэрзе больше, после того как проверим все окружение и проведем лабораторное исследование. А пока я оставляю вас в надежных руках. Свенсон и Тамбурелли относятся к числу моих лучших сотрудников. Если у вас появится еще одно письмо, не вскрывайте его, а немедленно свяжитесь со мной.
«Она выглядела такой уверенной», — подумала Ева, открывая холодильник и доставая диетическую соду. — Может быть, им удастся поймать этого подонка, и мне не понадобится рассказывать об этом Нико. Ему совсем ни к чему отвлекаться, когда он несется со скоростью 130 миль по сложнейшей трассе. Если повезет, то все может оказаться позади к моменту его возвращения в Нью-Йорк».
Десять дней спустя, когда Ева собралась ехать встречать прилетающего Нико, из Дулута позвонила мать и сообщила, что сейчас в Нью-Йорке Марго, приехавшая на конгресс медиков.
Ева с трудом удержалась, чтобы не бросить саркастическое «Ну и что».
— Чудесно, мама…
Она закрыла глаза и скорчила гримасу, готовая к тому, что будет сказано вслед за этим.
— Она остановилась у Пьера, — осторожно продолжала мать. — Я думаю, было бы славно, если бы вы пообедали вместе.
«Славно. Скорее мучительно», — подумала Ева.
Она давно смирилась с тем, что мать выступает миротворцем между дочерьми. Элизабет Химеляйнен всегда пыталась сгладить пристрастное отношение отца к Марго, которую он называл «красавицей и умницей». Эту блистательную девочку с обворожительной улыбкой и ямочками на щеках перевели из третьего класса сразу в пятый и в течение всех лет учебы избирали старостой класса. Ева была тихоней. Несмотря на спортивные трофеи, которыми была заставлена ее полка, она чувствовала себя человеком второго сорта в отцовском доме. И Марго такое положение вещей было вполне по душе.
