Они натаскали в убежище наломанного лапника, развели огонь и поужинали одной банкой мясных консервов. Неясно, сколько еще предстояло идти до границы. Еды могло не хватить.
Сребренка, поев, сразу же провалилась в сон, закутавшись в найденный плащ. Елагин же еще долго сидел возле костра, подкладывая в него сухие ветки. Сильный огонь разводить опасно. Мало ли кого привлекут отсветы пламени в горах. Не в их положении сейчас обозначать себя, учитывая, какие волки бродят по округе.
Прислонив карабин к камню, а «Атиш» положив под руку, Роман закутался в одеяло и задремал. Почему-то глубинная память услужливо подкинула ему картинки той жизни, где он еще был курсантом Военной Академии. Плавая в тяжелой дреме, лейтенант разговаривал с друзьями, жадно вспоминая их лица, и досадовал на свою оплошность, позволившую албанским националистам (проще говоря, бандитам и наемникам) захватить молодого офицера русского экспедиционного корпуса в плен. Ну да, выпускник ВА, будущий генштабист, так легко попавший в лапы врага, не выдал свою принадлежность к офицерской элите русской армии. И поплатился за это тремя пальцами.
Все, что он говорил Сребренке, являлось вымыслом. Никто его не гонял на работы. Его каждый день методично обрабатывали на допросах, отрубая острым клинком по фаланге за несговорчивость. После третьего отсеченного пальца албанские живодеры махнули рукой на глупого русака, только и твердящего от боли, что ничего не знает и не понимает, и продали его туркам за несколько золотых монет. Что им наговорили албанцы, Роман не знал, но один из турок, знавший русский язык, утверждал: дескать, ты штабной офицер, много чего в голове держишь. Елагин рассмеялся и ответил, что албанцы надурили их, взяв за обыкновенного солдата русского экспедиционного корпуса полновесным золотом. Разве на нем офицерская форма? Нет, обычный полевой камуфляж.
Утренний морозец прокрался под одеяло. Елагин открыл глаза и увидел Сребренку, притулившуюся к нему сжавшимся комочком. Непонятная жалость резанула по сердцу, и он с бьющимся сердцем погладил девушку по сбившимся за долгие дни путешествия волосам. Та мгновенно открыла глаза.
— Встаем, надо идти, — тихо произнес лейтенант.
— Можно еще немножко поспать? — прошептала девушка сонным голосом.
— Нельзя, — покачал головой Роман. — Лучше будет до полудня пройти побольше, а потом я обещаю устроить хороший отдых. Подстрелю дикую козу, нажарим мяса.
— Уговорил, — проворчала Сребренка и неожиданно уткнулась лицом в его плечо.
