— Нас почуял, — еле слышно отозвался Лукич.
— Мы теперь с тобой тоже звери ночные.
Чего-то звякало в кармане у деда.
— Погоди. Патроны брякают.
Старики остановились. Ипат переложил патроны, подтянул пояс, посмотрел на луну.
— Смерти боишься, Лукич? — спросил он.
— В мои-то годы? Я уж давно свыкся. Три раза помирал. Меня смерть не берет. Один раз тонул — не потонул, на германском фронте били — не добили, а позапрошлый год хворал так, что уж гроб заказали. А к чему ты это спросил, про смерть?
Ипат двинулся вперед. Пройдя несколько шагов, заговорил вполголоса.
— Я думаю, что нет человека страшней, который смерти не боится. Он тогда надо всеми возвышается. А еще страшней тот человек, который на войне смерть ищет.
— Разве такие есть? — удивился Лукич.
— Есть. Я знал одного. На японской войне фетфебель был. Он в жандармских пограничных частях служил. Женился там и до того он свою жену любил, сказать невозможно. А как случилась война, он в плен попал, вместе с женой. Так вот на его глазах японцы жену зарезали. И знаешь, жизнь ему стала не мила. Убежал он из плена в ту же ночь. Что он там натворил, уму непостижимо. Хотел, чтоб его прикончили, сам на штыки лез, а смерть его не берет. Боится.
— Так он бы сам себя порешил.
— Нельзя. Грех. Он и то просил. Как заскучает, ночью и просит: «Братцы, убейте меня».
— Ну и что? Убили?
— У кого же рука поднимется. Живой остался. Все четыре Георгия получил за смелость… Потом ничего… отошел.
Лес заметно поредел. Теплый ветер еле шевелил ветки.
— Да… конечно, такой человек страшный, — прошептал Лукич. — А куда мы идем, Ипат? — спросил он шагавшего впереди друга.
— Надо до большака добраться. Там, я полагаю, наших найдем. Пройдем через Рыдлинский хутор, на балку.
Впереди послышались звуки, старики замедлили шаги, прислушались.
— Немцы.
— У нас в деревне.
Когда партизаны поднялись на высоту, где Васька с Настей попали под обстрел, перед ними развернулась неожиданная картина. Черная масса скрипя, лязгая, тарахтя тянулась по дороге. Войска. В деревне было большое оживление. В разных местах, судя по летевшим из труб искрам, чего-то топилось, вероятно кухни. Слышался гул человеческих голосов, в которых можно было различить отдельные выкрики команд.
— Большая сила, — с невольным почтением прошептал Ипат.
— Тысячная, — таким же шепотом согласился Лукич.
— Нам теперь и через дорогу не перебраться.
— Переждем.
Не выходя из леса, старики осторожно стали подбираться к дороге. Места изменились. Много леса вырублено. Ипат показывал пальцем на белевшие верхушки пней и большие кучи обрубленных сучьев.
