Пара голосов невнятно и нерешительно, но явно поддержала Зихао. Тот, приободрившись, продолжил:
— Кого-нибудь да вальнут, к гадалке не ходи. Нет, Лей, ты не подумай, я помню присягу и не отказываюсь от своих слов. Но объясни, чего ради? Если идёшь на такое дело… Любые парни, идущие на такое дело, знают, что когда всё закончится, можно будет хоть на год забыть о работе. А мы? Что мы получим?
Я хотел бы сказать, что будь Зихао сотрудником полиции, он по приказу пошёл бы на такое дело за копеечную зарплату и радовался бы, если бы по итогу ему начислили копеечную премию. Ну, или дали малозначительное повышение. Но это был — так себе аргумент.
— Полу́чите немного больше, — пообещал я. — Про деньги я вам всё…
— Слышь, слышь, да я понял про твои деньги, нет претензий, — взмахнул рукой Зихао. — Тут другое. Ради чего мы рискуем жизнями в этот раз? Раньше — не вопрос, дать по заднице какому-нибудь ублюдку в тёмной подворотне — да легко. Но теперь — речь про другое. Серьёзное, опасное дело. И в итоге мы берём большой куш. Ты понимаешь, о чём я. Я помню всё, о чём мы говорили в первый день, Лей, и я высоко ценю всё, что ты для меня сделал. То же скажет и любой из пацанов. Но то, что мы возьмём сегодня…
Он замолчал. А я вспомнил, как он пришёл ко мне — в отчаянии и ужасе. Зихао бежал из клана Цай, когда его решили «наказать» за ненадлежащее выполнение обязанностей. Просто лишили таблеток на неделю. Не то чтобы Зихао, опытного в этом отношении парня, могла напугать неделя без таблеток. И заначка была, и понимание, что таблетки можно купить. Да и опыт в преодолении ломки тоже не пропьёшь — все они, уличные бойцы, прошли через клановые «школы», и все знали, что такое карцер.
По словам Зихао — сбивчивым, неуклюжим словам, — он тогда впервые почувствовал, что вся его жизнь находится в чужих руках. Ему было уже двадцать два года. Он гордился тем, что входит в могущественный клан, неплохо зарабатывал, душевно отдыхал. И вдруг реальность повернулась к нему и щёлкнула зубами. В любую секунду, за любую провинность ему могли просто перерезать пуповину.
В другой ситуации он бы хорошенько выпил, отбыл до конца наказание и счастливо влился бы обратно. Но Цай неосмотрительно проводили свои репрессии тогда, когда слухи обо мне, о том, что я реально избавляю от зависимости, поползли по городам и весям. И Зихао, испугавшись за своё будущее, увидел свет в конце тоннеля. Решимости ему было не занимать, терять — особо нечего. Он был не из тех, кто пускает корни. Рюкзак на плечо — и до свиданья, Цай, да здравствует Ченг.
