– Ну, что ты о ней думаешь?
– Она удивительно хороша собой, – ответил я осторожно.
– Это само собой! – раздраженно воскликнул мой друг. – Это ты и раньше знал.
– Еще она, по-моему, очень умна, – сказал я.
Некоторое время Бэррингтон Каулз шагал молча, а потом вдруг повернулся ко мне и спросил:
– Она не кажется тебе жестокой? Ты не думаешь, что она из тех девушек, которым нравится причинять другим людям боль?
– Пожалуй, – ответил я, – у меня было маловато времени, чтобы составить мнение о ней.
Мы еще помолчали. Затем Каулз неожиданно пробормотал:
– Эта старая дура сумасшедшая.
– Кто? – уточнил я.
– Да та старуха, тетка Кейт. Миссис Мертон или как там ее…
Я догадался, что бледная дама поговорила и с Каулзом, но о чем – этого он мне не сказал.
В тот вечер он рано лег спать, а я долго сидел у камина, размышляя об увиденном и услышанном. Чувствовалось, что с девушкой связана некая тайна, причем тайна слишком темная и странная, чтобы можно было ее разгадать. Я подумал о последнем визите Прескотта на Эберкромби-плейс и о трагедии, произошедшей после, связал эту мысль с жалобным криком пьяного Ривза: «Почему она раньше мне не сказала?» – и с другими его словами. Потом я вспомнил испуганную миссис Мертон и ее просьбу более с ней не разговаривать, и странное впечатление, которое она произвела на Каулза, а также эпизод с избитой собакой.
Все эти воспоминания подействовали на меня довольно неприятно, и все же у меня не было оснований обвинить мисс Норткотт в чем-либо определенном. Я только повредил бы делу, если бы попытался предостеречь друга, сам не разобравшись, от чего именно я его предостерегаю. Любые упреки в адрес возлюбленной вызвали бы у него только презрительный смех. Что я мог сделать? Из какого источника добыть достоверные сведения о ее прошлой жизни, о ее характере? В Эдинбурге никто как следует не знал их семьи. Насколько мне было известно, родителей она потеряла, а о том, где выросла, никому не рассказывала. Вдруг меня осенило: среди друзей моего отца был полковник Джойс, долго служивший в Индии при штабе. Он, по всей видимости, должен был знать большинство офицеров, которых направляли туда после восстания сипаев[22]. Я тут же сел, заправил лампу и принялся за письмо к полковнику. Я написал ему, что очень хотел бы получить сведения о некоем капитане Норткотте из сорок первого пехотного, который погиб в Персии. Описав внешность капитана, насколько она запомнилась мне по дагерротипу, я указал на конверте адрес и тотчас отправил письмо, после чего лег в постель. Отчасти удовлетворенный тем, что все возможное сделано, я по-прежнему был слишком обеспокоен, чтобы уснуть.
