– Убитый – арт-дилер с вполне традиционными предпочтениями. Калибр пули средний – 7,65 миллиметра, причём, судя по повреждениям на теле, он успел подраться с нападавшим. И его не прикончили, бросили раненым. Опытный убийца позаботился бы завершить дело.
– Может, кто-то помешал. Набережная Турнель – довольно тихое место. Под мостом иногда ночуют клошары, и среди них могут оказаться помешанные или пьяные, но у этих редко бывает огнестрельное оружие.
– Его даже не ограбили. Золотые часы остались на руке и портмоне с деньгами в кармане.
– Ну тогда это не грабитель и не проститутка. Похоже на сведение личных счётов.
– Чтобы сводить личные счёты, надо знать, что он окажется один на улице. А он вышел из ресторана совершенно случайно.
– Да тебе-то что?
Глядя в окно, я объяснил:
– В ресторане с ним были три пары друзей и Елена. Он пристал к ней, она выпорхнула на улицу и убежала. Он, оказывается, выскочил вслед за ней. Она прибежала прямо ко мне, в Отель-Дьё, а его на улице кто-то ранил.
Дмитрий ничего не сказал, только щелчком выкинул окурок.
Мы свернули на Фобур-Сент-Оноре. Я спросил:
– А что это за новый способ определять по пуле, из какого она пистолета? Ты о нём слышал?
Никто не разбирался в огнестрельном оружии так, как Дерюжин. Ротмистр эскадрона в Галиции, после Брестского мира он разделил судьбу тысяч офицеров: не смирившись с большевиками, два года сражался в рядах Добровольческой армии, вместе с остатками врангелевских войск покинул Севастополь и ещё год, уже в чине полковника, служил в военном лагере в Галлиполи. Летом двадцать первого уехал на работу в Польшу, а год спустя перебрался в Париж.
Париж в двадцать втором старался забыть о Великой войне, о погибших миллионах, о нужде, страхе и голоде. Город лихорадочно навёрстывал упущенные годы. В него стекались новые люди: провинциалы, американцы, привлечённые дешёвым франком, и молодые одинокие женщины, которых война заставила выйти на работу, в обмен подарив им независимость. Одних беглецов из большевистской России в столице Франции оказалось около восьмидесяти тысяч. В Париже бушевали огни рекламы, звуки джаза и бешеные амбиции. Переполненные рестораны и дансинги, синема и модные дефиле, деньги, бутики, ар-деко и культурный авангард манили, влекли, сводили с ума. Правда, Дмитрий Дерюжин, как и подавляющее большинство беглецов из России, в этой вакханалии не участвовал. Бывший офицер, дворянин, гуляка, вояка, картёжник, патриот и защитник отечества превратился в бесправного эмигранта и бедствующего таксиста. Но знатоком и ценителем оружия полковник остался. Он понял, почему я спрашиваю.
