Словарные игры и не только. Ики, пики, грамматики | страница 33
Утро вечера мудренее
1. Жена мужа удалей
2. А дорога – веселей
3. Если вечер без гостей
Ответ: жена мужа удалей. Здесь «удалей» не от позднего «удаль» (ухарство, молодечество), а от слова «удача» в старинном значении некой колдовской силы, которой женщины, без сомнения, обладают чаще, чем мужчины.
Мал золотник, да дорог
1. Глупо дитя, да мило
2. Когда трудом добыт
3. Велик пень, да трухляв
Ответ: велик пень, да трухляв.
Золотник – вдруг вы не в курсе? – мелкая золотая монетка Киевской Руси. Её использовали вместо гирьки при взвешивании изделий из благородных металлов. У «золотника» есть потерянный брат, которому не повезло задержаться даже в пословице или идиоме, – «золотарь» – нынешний ассенизатор.
Кажется, ничего общего не может быть между благородным металлом и не самым престижным занятием – чистить выгребные ямы. А оно, представьте себе, есть! Словарь Даля нам в помощь, где у слова «золото» зафиксированы значения «навоз», «удобрение», «человеческий помёт». Мало того, сам процесс удобрения земли когда-то называли не иначе как «золочением», потому что урожай – это богатство, это жизнь. Да что говорить, если «злак» и «золото» выросли из одного корня.
Русский язык предпочитал не заимствовать чужие слова для собственных денег. Гривна (от «грива» – шея), рубль (отрубленное от слитка), копейка (от «копья»), полушка (от «половина уха») и так далее. Иноземные наименования монет тоже получали российское гражданство, но только после того, как для них отыскивалось значение, напрямую с денежными единицами не связанное. Так, сольдо превратилось в солдата (контрактник, получающий жалование). Лепта – в пожертвование. Газета – из двухкопеечной монеты, фиксированной платы за бульварную прессу в Венеции, в саму прессу.
Передышка
Дореволюционные газеты о писателях, орфографии и обо всём, что рядом
«Народный учитель Богословский представил губернскому совету образец изобретённой им школьной мебели: парту такого устройства, что её можно обращать в диван. Земская управа заказала ему несколько экземпляров для испытания в земских школах».
«На последнем представлении «Дяди Вани» Горький и Чехов пили чай в кабинетике в фойе. Возле кабинетика собралась толпа. Тогда Горький вышел и произнёс:
– Зачем вы глазеете на меня? Что я – Венера Медицейская, балерина или утопленник? Уже давно поднят занавес, а вы торчите здесь. Стыдно, господа, стыдно!
