Это мрачное место полнится призрачными отзвуками эсид-хаус-вечеринок и отголосками далекого 1986-го. Test Department. 303‐й. 808‐й>142. Эхо промышленного шума.
В круглое здание депо было легко попасть; само депо, не эксплуатируемое уже много лет, расписано граффити: от больших рисунков хромом до простых тегов.
Эти запустелые места можно услышать, почувствовать, как щупальца ползут по заброшенным гротам, покинутым бункерам и разрушенным террасам. Теплое лето, жгучий жар под бетонной плитой, «Armagideon Time», потаенный сад, который будет найден – и утерян снова.
Если судить поверхностно, «Savage Messiah» логично было бы отнести к психогеографии, но этот термин раздражает Форд. «По-моему, то, что сегодня называют психогеографией, большей частью состоит из мужчин среднего класса, играющих в колонизаторов-первооткрывателей: они являют публике свои открытия и стерегут свой участок земли. Последние 20 лет я провела, гуляя по Лондону и живя здесь в очень нестабильных условиях, я сменила порядка пятидесяти адресов. Думаю, мое восприятие города и отношение к нему сильно отличается от их». Вместо того чтобы подминать «Savage Messiah» под изрядно затасканные уже дискурсы психогеографии, я бы предложил рассматривать это произведение как пример культурного феномена, ставшего видимым (и слышимым), как раз когда Форд начала издавать свой зин: хонтологии. «Лондон, который я рисую… исполнен чувства скорби, – говорит Форд. – Это лиминальные зоны, где невзрачные клочки болотистой местности и промышленные территории некогда озаряла свободная культура рейв-вечеринок». В неолиберальном Лондоне погибла целая уйма грез о коллективизме. Предполагалось, что здесь будет жить новый человек, но все былое надо было счистить, дабы запустить процесс реставрации.
Ощущение призрачного присутствия – это результат оттиска в пространстве особенно насыщенных событий прошлого; подобно Дэвиду Пису, с которым ее работа имеет ряд общих черт, Форд умеет видеть поэзию в датах. 1979, 1981, 2013: эти даты не раз всплывают в «Savage Messiah», это переходные, пограничные моменты, откуда берут начало новые альтернативные временны́е линии. 2013‐й имеет ауру постапокалипсиса (2012‐й – это не только год Лондонской олимпиады, но также, как считают некоторые, год предсказанного майя конца света). Но 2013‐й может быть и нулевым годом: противоположностью 1979-го, временем, когда все обманутые надежды осуществятся, а упущенные возможности будут наконец реализованы. «Savage Messiah» призывает нас увидеть контуры другого мира сквозь трещины и разломы оккупированного Лондона:
