— Не бойся, — сказал Палеев, — оно — ничего! Не высовывайся только поверх земли, тогда не тронет… — И, услышав снова команду: «Бронебойным!», кинулся за снарядом.
На том месте, где у него были разложены снаряды, кругло и гладко лежали три «востроносые» — бронебойные… Подальше лежала «грудочка», как называл Палеев, осколочных.
— Товарищ сержант, — крикнул он, — бронебойные на исходе!
— Сколько осталось? — услышал и спросил лейтенант.
— Три штуки…
— Чередуй с осколочными!
И Палеев стал чередовать. Странное чувство наполнило его сердце. Снаряды кончались, танков в лощину прошло много, а горело из них только три. Значит, отбиваться будет нечем… Подходило что-то неизведанное, Палеев знал, что оно называется смертью, и все же чувствовал не страх, не ужас, а расширяющую сердце веселость. Это он, молоденький комсомолец, артиллерист, истребитель танков, стоит рядом со Снегуром и лейтенантом Лещенко у пушки; их мало, но они до сих пор выстаивают против железного, тяжелого, скрежещущего — того, что вот-вот ринется и раздавит и пушку, и их всех… И он не дрожит, не спасается сам, не вскакивает, чтобы убежать, а вместе со всеми выполняет боевую задачу.
И Палеев вдруг запел громко, так, как — рассказывали ему — пели на Курской дуге под Понырями обожженные Орлов и Семковский:
— «Врагу мы скажем: «Нашу Родину не тронь!»
…И тут случилось совсем удивительное. Снегур обернулся к Палееву, поправляя на голове пилотку, пошарил в кармане, извлек оттуда кисет и сказал:
— Теперь можно и перекурить. Хочешь?
— Почему перекурить? — Палеев широко раскрыл глаза.
— Драпают! — спокойно сказал Снегур. — Сколько у тебя чего осталось?
— Осколочных девять штук… — И тут Палеев вдруг понял, что происходившее сейчас напряжение всех чувств, страшное их обострение, чтобы все сделать точно, как надо, не прозевать, не опоздать, не дать преимущества врагу, — это соревнование на быстроту и смелость, ум, сообразительность, выдержку кончилось. Только сейчас прошумело над его головой железное веяние смерти и славы, и как же хочется не отдыха, не безопасности, а еще такого же!
— Товарищ лейтенант, — обратился Снегур, — если еще раз они на нас кинутся, нечем будет отбиваться.
— Надо бы ехать, — ответил Лещенко, — за передками дело.
— А это ничего не составляет, — сказал Снегур, — ребята давеча нашли передки и сбрую. Кони тоже есть.
Вернувшийся с автоматчиками Рублев уже докладывал:
— Тут водовозная бочка, самое подходящее…
Пока стреляли беглым огнем по уходящим к Несвижу танкам, у Рублева кони были подведены к бочке и запряжены. Подцепили пушку к передку повозки и, укрываясь за строениями, быстро выехали на дорогу к лесу. От стоящего вдали на склоне холма подбитого танка немцы открыли пулеметный огонь. Но Рублев схватил под уздцы лошадей и побежал вперед. Парнишка, увидев, перепугался, закричал и кинулся за конями. Кучеров сказал ему:
