— Есть еще кое-что. — Я вспомнил улыбающееся лицо на фотографии, что мне не давали протирать.
Он изящно погасил зевок, разрывающий изнутри его рябые щеки.
— Она рассказывает про какого-то племянника в Канаде.
— Так.
— Я толком и не знаю, что там и как. Но дело в том, что, кажется, его в реальности и нет. Его никто никогда не видел. А она утверждает, что он ей пишет, звонит, хотя на самом деле это не так. Если он и существует, то точно не поддерживает с ней никаких отношений, за это я ручаюсь. Это плод ее фантазии. В ее рассказах столько нестыковок.
— Что с того, что она выдает желаемое за действительное? Насколько я понимаю, она давно уже совершенно одинока, ни семьи, ни детей. Думаете, ей приятно, что в ее возрасте приходится обращаться за помощью к посторонним людям?
Я поинтересовался о прогнозах.
— Восемьдесят четыре года. Что вы хотите, — поскучнел он. — Улучшений обещать не могу. А от ухудшений вас тоже никто не убережет. Расстройство памяти прогрессирует, внимание нарушено. Все будет лишь утрироваться, так что запаситесь терпением.
В коридоре Зинаида Андреевна придирчиво разглядывала растение в небольшом горшке.
— Это что ж, интересно, за цветок такой? — обращалась она как будто в никуда, но при этом довольно громко, так что становилось понятно — это попытка вовлечь в дискуссию сидящую рядом женщину. Женщина индифферентно молчала, но Зинаида не спешила сдаваться. — Аспарагус, может? — задумчиво предположила Зинаида, бросив взгляд исподтишка на неприступную женщину.
Я протянул руку, чтобы помочь ей встать.
— Долго ты что-то.
Зинаида, не насытившаяся еще впечатлениями, запросилась в кафе. Ей хотелось продолжить веселье, и мы присматривали по дороге подходящее заведение. Зинаида притихла и лишь улыбалась каким-то своим мыслям. Крепко вцепившись в мой рукав, она старалась идти резво и ровно. Несколько раз подозрительно сказала: «Дымом пахнет». Хотя дымом не пахло и в помине, она продолжала упорствовать и даже несколько раз кашлянула. В кафетерии — гулкой коробке с белеными стенами, слишком большой для одной стойки и четырех столиков — я попытался усадить ее на стул, но она настояла, что пойдет со мной к кассе. Вцепившись в витрину, за которой рядами лежали сладости, Зинаида погрузилась в задумчивость, практически оцепенела. Долго изучала пирожки и, наконец, решилась — с капустой. Я предложил ей взять что-нибудь еще, но она отказалась. Я взял у кассирши чек, подцепил из подставки на стойке две ложечки. Вдруг — уже не в первый раз за последнее время — посетило чувство нереальности происходящего.
