— Лады. — Ринат Мансурович снова вернулся к плите и продолжил спокойным тоном учителя. — Слухай сюда тогда, мил человек, Алекс — это неверно. Алекс, по-нашему Алексей — означает «защитник», Андрос или Андрей — мужчина, али человек. То ись, имя Александрос или Александр можно перебрить как защитник людской. Это более крепкое имя, чем просто Алекс, понял? — опять с ударением на втором слоге вымолвил Ринат Мансурович. — Короче, Шуран, гуси в гусли, бушь картоху с луком, или, может, пельменьи тебе отварить, заточишь?
— О, пельмени это самое то! — обрадовался молодой человек смене темы и появлению более вкусного блюда в меню.
— Давай, сварганю тобе пельменьев. Так, и ещё…, — старик критически глянул на одежду Шурана, — тебе бы перерядиться, мил человек. — Ринат Мансурович направился к старому комоду, пошерудил в нем и кинул Александру тёплую кофту, да старые, но чистые джинсы. — Сымай пока манатки, вот тебе моя одёжка, чистая, поглаженная. А то твоей теперича только полы подтирать. Надеть-то смогёшь?
Получив утвердительный ответ, и ещё раз взглянув на измождённое лицо путника, старик вздохнул:
— Слышь-ко, горемычный, у меня водочка есть, говорят, от нервы помогат? Бушь?
— Да, давайте, Ринат Мансурович немного, граммов пятьдесят. Не откажусь, — разлился в улыбке счастливый Санёк, благодарно переодеваясь.
— Да хоть сто писят, — легко отозвался Ринат Мансурович.
— А вы то хоть будете? — спохватился Шуран.
— За компанию тожа можа, тяпну рюмочку. Давай, переряжайся и айда ись* (переодевайся и иди кушать).
*
Через час, выпив больше полбутылки на двоих и изрядно опьянев, Шуран выкладывал старику все свои приключения. Рассказал про то, как его пытались заманить хитростью, о том, как он нос сломал длинному, как вылетел на полном ходу из мобиля и потом бежал по лесу. Шёпотом поведал ему и про Аттала, который закапывает живых людей в землю. Чувствуя прилив доверия к старому человеку, спасшему его, он делился всеми мыслями, тревогой, страхом, неуверенностью, сопровождавшим его по дороге, постепенно облегчая свою душу. Ринат Мансурович внимательно слушал рассказ, цокая и качая головой. В конце истории он глубоко вздохнул и произнёс:
— Вот ты хапнул горя, мил человек. Так за что, гришь* (говоришь), они тебя?
— Да ни за что, в том то и дело! Я в ликее преподаю, иногда на конференциях выступаю, — весомо, с гордостью добавил Шуран заплетающимся языком. — Ничего не крал, не убивал, ни в каких разборках не участвал, — не смог выговорить он и старательно повторил, — не участво-вал. Сколько думал, так ни к чему и не пришёл, — подвёл он итог. — Хрен его разберёт, что этим сукам от меня понадобилось. Вы же мне верите? — вдруг спросил он и посмотрел пьяными глазами на Рината Мансуровича.
