– Вы не хотите узнать, почему я пришла?
– Вам, наверное, трудно подобрать нужные слова.
– Да, пожалуй. Завтра заседание в суде, мосье Пуаро. Нужно бы решить, насколько…
Она не договорила. Встав с кресла, прошла по комнате, подошла к камину, поменяла местами несколько безделушек, а вазу с астрами, стоявшую в центре стола, переставила на самый край камина, отступила назад и, склонив голову набок, разглядывала результат.
– Как вам это нравится, мосье Пуаро?
– Совсем не нравится, мадемуазель!
– Я так и думала. – Она засмеялась и быстро и ловко вернула все на прежнее место. – Ну что ж, если решила что-то сказать, нечего зря тянуть! Вы такой человек, которому почему-то можно сказать все. Итак, начнем! Как вы думаете, нужно ли, чтобы полиция знала, что я была любовницей Джона Кристоу?
Голос у нее был сухой, бесстрастный. Она смотрела не на него, а на стену, поверх его головы. Указательный палец двигался по изгибам кувшина, в котором стояли пурпурные астры. Пуаро подумал, что именно это движение помогает ей справиться с волнением.
– Понимаю. Вы были его возлюбленной, – произнес Пуаро четко и тоже бесстрастно.
– Если вы предпочитаете такое выражение.
Он с любопытством посмотрел на нее.
– Разве вы не то сказали?
– Нет!
– Почему?
Генриетта подошла и села рядом с ним на диван.
– Нужно называть вещи своими именами, – сказала она с расстановкой.
Интерес Пуаро усилился.
– Вы были любовницей доктора Кристоу… – сказал он. – Как долго?
– Около шести месяцев.
– Я полагаю, полиция без труда сможет установить этот факт?
– Думаю, да, – ответила она, немного поразмыслив, – если, конечно, полицейские будут искать чего-то в этом роде.
– О, конечно, будут. Уверяю вас.
– Да, думаю, что так. – Она помолчала. Положила руки на колени, вытянув пальцы, посмотрела на них, затем дружески взглянула на Пуаро. – Ну что ж, мосье Пуаро, что теперь делать? Идти к инспектору Грэйнджу и сказать… Да что можно сказать таким усам, как у него?! Это такие домашние, семейные усы.
Рука Пуаро потянулась к его собственным усам, которыми он очень гордился.
– Ну а мои, мадемуазель?
– Ваши усы, мосье Пуаро, – триумф искусства! Они несравнимы. Они, я в этом абсолютно уверена, – уникальны!
– Безусловно!
– И вполне вероятно, что именно они являются причиной моей откровенности. Однако если предположить, что полиция должна знать правду о Джоне и обо мне, так ли необходимо разглашать эту правду?
– Все зависит от обстоятельств, – сказал Пуаро. – Если полиция решит, что это не имеет отношения к делу, они будут сдержанны. Вас… это тревожит?
