Талант | страница 6
– Уже уходите? – спросил старик. – Да ведь мы еще не побеседовали.
– Говорить? О чем?
Карпентер сплел пальцы.
– О вашем вкладе в жизнь общины, разумеется. Мы не можем позволить вам, постороннему, жить среди нас на всем готовом, если вы ничего не предложите нам взамен. Ответьте прямо – каков ваш род занятий?
– Я поэт, – с тревогой ответил Вилар.
Старик хохотнул.
– Поэт? Само собой – но каков ваш род занятий?
– Не понимаю. Если вы имеете в виду профессию, то поэт – и все.
– Дедушка спрашивает, можете ли вы делать еще что-то, – прошептал рядом один из младших Карпентеров. – Конечно, вы поэт – разве кто-нибудь в этом сомневается?
Вилар покачал головой.
– Я поэт и только поэт.
Это прозвучало обвинительным приговором из собственных уст.
– Мы надеялись, что вы врач или переплетчик или, может, кузнец. Человек прилетает с Земли – кто же мог подумать, что он окажется поэтом? Да ведь поэтов у нас полно! Вот тебе и на.
Эмиль Вилар облизнул губы и нервно поежился.
– Мне жаль, что я разочаровал вас, – негромко сказал он, разглядывая кисти своих рук. – Очень жаль.
«Они оказались в дураках», – подумал он позднее в то утро.
Неудивительно, что они так хотели его прихода. Земная жизнь представлялась им необычной, грубой и полной неожиданностей. И они надеялись, что человек с Земли как-то нарушит плавный ход их собственной жизни.
Да, решил он, они оказались в дураках. Вместо кузнеца к ним явился последний поэт Земли – единственный ее поэт. А на Ригеле Семь их и без того полно.
Эмиль Вилар сидел на садовой скамье возле дома с куполом. Он поднял взгляд и увидел рядом рослого внука патриарха – не то Мелбурна Хедли Карпентера, не то Теодора Третьего, не то кого-то еще.
– Дедушка просит вас в дом, Эмиль Вилар. Хочет поговорить с вами наедине.
– Иду, – ответил Вилар. Он поднялся и последовал за рослым юношей вверх по лестнице в богато отделанную комнату, где сидел старейшина клана Карпентеров.
– Входите, прошу вас, – любезно сказал старик.
Сев на предложенное место, Вилар напряженно ждал, когда старик заговорит. Вблизи было видно, что хозяину очень много лет, но для своих ста пятидесяти он прекрасно сохранился.
– Вы назвали себя поэтом, – сказал Карпентер, сделав ударение на последнем слове. – Будьте добры, прочтите эти стихи и честно выскажите свое мнение.
Вилар взял протянутый лист бумаги, как брал множество других графоманских сочинений еще на Земле, и очень внимательно прочел стихотворение. Это была вилланелла, написанная гладко, если не считать ритмического сбоя в третьей строке четверостишия. Кроме того, стихотворение было пустым и совершенно лишенным поэтичности; на сей раз Вилар решил быть в своей критике беспощадным.