Зина фыркнула.
— Пойти-то пойдет, только не каждый на нее позарится.
Семен возразил, что мужчина при женской красоте на многое глаза закрыть может, и напомнил про бобруйские миллионы.
Они заспорили, барышню буквально распирало от чужих тайн, и она принялась щедро ими делиться.
Нютка — стерва похотливая, ни одного кавалера не пропускала, мамаша ее тех же статей, люди помнят еще, как ее с пузом, нагулянным от другого, с Гаврилой Степановичем венчали.
— Это все давнее, — покачала я головой, — быльем поросло про Нинель Феофановну.
— Так Нюта в нее пошла! Виданное ли дело, у сестрицы жениха отбить? Манька-то, дура кроткая, только слезы глотала, когда Нютка хвостом перед приставом мести принялась.
Из рассказа Зинаиды выходило так: Бобруйский пристава на старшей дочери женить хотел, та влюбилась в красавца Блохина без памяти. Последний особых чувств не питал, потому как…
— Вы Марию-то видали? — Носкова закатила трагически глаза. — Не любил ее пристав, но и не отказывался. Женихался примерно, визиты, букеты, все как положено. А в жовтне примерно вроде как поостыл. Манька все глаза выплакала, еще больше подурнела. А Нютка подружкам по секрету поведала, что пред ее чарами кавалер пал.
— В листопаде? — уточнила я с нажимом.
— В конце, пожалуй, — припомнила барышня. — Потому что в первых числах грудня Бобруйские на воды поехали, а перед тем как раз девичник у нас был, тогда-то Анна Гавриловна и разоткровенничалась.
— Далеко у них там дело зашло?
— До того самого, — ответила Зина с многозначительною гримаской. — И по всему получается, что покойный Гаврила Степанович дочурку на воды снарядил, чтоб вдали от знакомых от плода этих самых дел избавить. Нютка толстухою форменной уезжала, а вернулась — кожа да кости.
— На отца барышни Бобруйские жаловались? — сменила я тему.
— Да постоянно. И тиран, и самодур, и тюремщик. В спальнях их запирает, чтоб потемну из дома не шастали. Только доверия к тем жалобам было немного. Постоянно то одна, то другая в городе без сопровождения появлялась, я сама не видала, слуги донесли. Значит, не так уж крепки оказались запоры.
— А куда ходили?
— Про то не ведаю, врать не буду. Но поговаривают, барыня Нинель Феофановна азартна больно, еженедельно за картами замечена. А заведения отнюдь не приличные, вертепы.
Зинку было уже не заткнуть, она сыиата сплетнями без остановки. И про девиц непотребных в тереме она знала. Все знали. Осуждали при этом отнюдь не сластолюбивого купчину, а супругу его, что достоинство дома не берегла.
