Что ж, с тайным ходом мы закончили. Алиби ни у кого нет, вообще ни у кого. Даже Хрущ мог из курительной комнаты явиться к барину. Ага, Попович, только сначала ему пришлось бы в музыкальный салон крюк сделать, за струной. Не фантазируй, Крестовский прав, тебе приятнее было бы, чтоб убийцей мужик оказался, а не сестра твоя по полу. Убила женщина. Одна из четырех. Работай.
Недолго поплутав, я спросила дорогу у встречной служанки и направилась в кабинет.
Девицы Бобруйские коротали время ожидания в компании своего семейного адвоката. Так себе компания. Андрон Инатьевич дремал в кресле, оглашая комнату нетрезвым храпом, сестры же шептались, заняв диванчик у глухой стены. Поздоровавшись и выразив соболезнования, я прошла к столу. Обе девицы были в трауре, Марии Гавриловне черный креп с тюлем прибавлял пяток лет, Нюте же, напротив, наряд был к лицу. Непохожие сводные сестры. Старшая — некрасивая и дебелая шатенка с зеленовато-карими глазками, младшая — изящная блондинка, голубоглазая, тонкокожая. Обе плакали, обе сейчас настороженно на меня смотрели.
— Евангелина Романовна, что разнюхать успели? — Хрущ всхлипнул, тряхнул головой, потянулся.
Я села, положила на стол сумочку, придвинула к себе стопку чистой бумаги.
— О результатах следствиях сообщено будет в установленном законом порядке.
— А его превосходительство обещал…
— Андрон Ипатьевич, — перебила я строго, — извольте сообщить, где в данный момент находится супруг госпожи Бархатовой.
— Простите?
Приподняв брови, я с нажимом уточнила:
— Бархатов Эдуард Милославович, коего ваш хозяин пригласил погостить в этом доме.
— К прискорбию, не осведомлен.
— Так осведомитесь. А то странно получается: жена под арестом, а муж, в паспорт которого она, вероятно, вписана…
Не будь адвокат под воздействием хмеля, моя хитрость бы не сработала. Но он был пьян, поэтому ушел расспрашивать слуг, оставив меня наедине с девушками, чего я и добивалась. Помолчав, будто не зная, как вести разговор, я вздохнула:
— Ужасное происшествие.
Мария Гавриловна всхлипнула:
— Маменька в зале хлопочет, папеньку…
— Земля пухом, — перекрестилась я, — и хотя о покойных плохо не говорят…
Анна Гавриловна залилась писклявым хихиканьем.
— О покойных… плохо…
Вот только истерики сейчас не хватает. Налив в стакан из стоящего на столе графина воды, я велела:
— Выпейте. И давайте по порядку вчерашний день восстановим во всех подробностях. С самого утра. Во сколько пробудились? Чем занимались?
