— Кровь твоя? На подоле.
Опять покачала головой.
— …древнего боярского рода.
— Великолепная партия для Вольской бесприданницы, — присоединился Крестовский.
— Не завидуйте, будет и вам пара по уму и сердцу. — Кольцо его покоя мне не давало, поэтому добавила: — Или — ах! — нашлась богатая вдовушка столичному чиновнику под стать?
Давилов со Старуновым протащили через залу какие-то палки.
— Геля… — Артефактик интонаций не предавал, так что вполне может быть, «Геля» было с вопросом. — Ты ревнуешь…
Я кивнула и встретила восторг в сапфировых глазах чародея.
— Девочка… Любимая…
Как же мне в этот момент стало стыдно. Он верен мне, Семушка мой львиногривый, а я… Эх, я!
В камеру нас с Крестовским сопровождали, как какую-нибудь королевскую чету в первую брачную ночь, коллежский регистратор с письмоводителем. Семен пропустил меня вперед, пожелал служивым сладких снов, закрыл дверь, задвинул в пазы новый внутренний засов и, обернувшись ко мне с улыбкой, протянул раскрытую ладонь.
Положив в нее «жужу», я отшатнулась от объятий, попятилась, дождалась, пока чародей приладит себе артефакт и четко проартикулировала:
— Ты прежде знать должен. Волков… я с ним целовалась… и ночь провела даже… и… прости…
— Располагайтесь, Евангелина Романовна, — сказал Семен с абсолютно каменным лицом, толкнул меня к постели, сел рядом и, повернувшись вполоборота, вернул «жужу» мне.
— Почему кровь? С кем ты сражалась?
Артефакт сызнова сменил носителя. Так мы и говорили, в полной тишине обмениваясь «жужей». Я рассказала о подсмотренном на перроне разговоре, о крысе-Федоре, о покалеченном мною корнете, показала дудочку. Он похвалил, сказал, что весь город напичкан какими-то следящими артефактами, природу которых он до конца не понял, но она явно не человеческая, а навья.
— Нас могут видеть? — испугалась я.
— Здесь — нет. — Семен кивнул на стол. — Всевидящее око. Блохин прекрасно этот фокус использовать придумал. Слышать могут, кажется, везде.
— Это плохо.
— Ну давай теперь над этим сокрушаться. Зачем ты вернулась?
— Потому что сыскарь и твой друг. Спину прикрою, если нужно.
— Понятно. Тянем время и ждем нападения. Убийство купца… вовремя как, будь я склонен к сочинительству, непременно бы злую направляющую руку в этом увидал. Нет, Геля. Бобруйский абсолютно с нашим делом не связан.
— Да как не связан? Барин! И все прочее…
Крестовскому пришлось насильно вталкивать мне в ухо «жужу», так я разгорячилась.
— Попович, ты всегда злодеем сначала женского обидчика назначаешь. Бобруйский, может, свою семью и тиранил, но не он здесь «крысиный король». А хорошо, кстати, придумала — «крысиный король».
